Ты подождешь меня там

Марианна с отвращением посмотрела на пухлую девицу.

– Вот видите, с кем нам приходится иметь дело, – пожаловалась она. – Готовим моделей к показу новой линии спортивной одежды для полных. И Моника еще самая талантливая из всех!

Владелица агентства прикрыла глаза рукой и театрально повернулась кругом, щелкнув ковбойскими сапожками. Потом убрала руку от глаз, посмотрела на марширующую девицу и простонала:

– Сколько я зеркал здесь переколотила, пока терпения не набралась. Но и сейчас все равно на всякий случай никаких предметов в зале не держу, чтобы в искушение не входить.

Зал действительно состоял сплошь из зеркал. Везде, куда следователь только ни смотрел, он видел себя – толстого и неуклюжего, и его толщина и неуклюжесть множились в зеркалах и казались особенно гротескными на фоне изящной танцовщицы.

Петр Петрович перевел взгляд на потолок. «Хоть здесь нет зеркал», – с облегчением подумал он. Потолок состоял из картин – абстракций на нераспознаваемые темы.

Расплывчатые краски – едва различимые мазки призрачного голубого, зыбкого зеленого и рассыпчатого желтого – соединялись, разъединялись, чтобы опять соединиться для последующего разъединения.

– Моя работа, – неожиданно робко произнесла Марианна. – Я – мазила, нахально считающая себя художницей.

Следователь в своих пристрастиях находился слишком далеко от живописи, а потому воспользовался моментом, чтобы оторвать взор от абстракций и перевести его на собеседницу. Но поскольку в своем воспитании он находился слишком близко от галантности, воскликнул:

– Вы – художница, нахально считающая себя мазилой!

Марианна гортанно рассмеялась:

– На секунду я вам поверила! Ну почему так бывает – триумф длится какую-то жалкую секунду, а все остальное время ты находишься в забвении?

– Секунда – не жалкая, – не согласился следователь, – скорее, все остальное – жалкое.

– Возможно, вы правы, – серьезно произнесла танцовщица.

Моника закончила отрабатывать шаг и принялась за прыжки. Пол затрясся.

– Ты – девушка, которая спешит на теннисный корт. А не слон, бегущий на водопой! Почувствуй разницу!

От мечтательности Марианны не осталось и следа. Она отдышалась и доверительно посмотрела на собеседника:

– Знаете, с толстяками намного легче, они не такие обидчивые, как худые. Какая-нибудь модель-вешалка давно бы уже в истерике билась, а Моника только улыбается… —

Марианна виновато осеклась, вспомнив о габаритах следователя.

Петр Петрович ободряюще улыбнулся ей своей фирменной людоедской улыбкой. Дама вздрогнула.

– Вот видите, и вы не обидчивы. Так о чем мы говорили…. Ах, да! Очень я расстроилась, когда Саша от нас ушел вслед за Светланой. Даже хотела ее оставить, чтобы его удержать. Свету, кстати, мы Изольдой тут звали, а Сашу – Артуром. И после Светы так неудачно все пошло с Изольдами: ни одна за все время так и не прижилась, словно сглазила она их заранее всем скопом. Но Гордеев мне сказал, что все равно уйдет, потому что родные его против такой карьеры. Конечно, он журналист, тоже не на помойке найден, но модель, согласитесь, все же круче.

Пухлая девица, оставшись без присмотра, уныло подпрыгивала.

– Голова, Моника! – взревела Марианна. – Не смотри себе под ноги! Голова тебе дана не для того, чтобы смотреть под ноги, а чтобы нести корону!

Девица вытянула шею и замаршировала, уставившись в расписанный абстрактными сюжетами потолок.

– Марианна, взгляните, это тот человек, о котором вы говорите? – следователь протянул фотографию улыбающегося Александра Гордеева.

– Что вы! – отшатнулась дама. – Здесь – самоуверенный красавчик, самый обычный. А наш – брюнет с длинными кудрями и глазами, как у косули.

Василий Денщиков! Ну, конечно! Петр Петрович счастливо фыркнул.

– С меня хватит! – захлопала Марианна в ладоши. – Перерыв! Иди-ка, Моника, в коридор, походи там и подумай: кто ты все-таки – девушка или гиппопотам?

Глава 10

Сын

Узкая улочка, тянущаяся вдоль мелкой речушки, дремала в полуденном зное. Пока следователь шел, внимательно вглядываясь в выцветшие от времени таблички с номерами домов, он не встретил ни одного человека. Из других живых существ ему попался разве что кудлатый пес, – развалившись прямо посреди пыльной дорожки, он лениво щурился, пытаясь угадать, что станет делать путник, – обойдет его справа, по кустам крапивы, или слева, по насыпанной горкой щебенке. Петр Петрович перешагнул через пса, и тот удовлетворенно закрыл глаза. Да еще две раскормленные утки, суетливо переваливаясь, быстро доковыляли до реки, с нетерпением плюхнулись в воду и чинно поплыли.