Читаем Тыл-фронт полностью

Сахалян был изрядно разрушен японцами. Вид у него был мрачный, обветшалый, улицы грязные, пропитанные запахом нищеты. До войны он являлся шпионско-диверсионным форпостом. В явочных квартирах атамана Семенова здесь собирались все приверженцы молоха — символа жестокой и неумолимой силы, требовавшей от людей жертв. В захудалой гостинице заключались сделки на миллионные диверсии, убийства, заражения целых районов.

Напротив Сахаляна, на противоположном берегу Амура, был хорошо виден советский город Благовещенск. Катер, обходя ледовые поля, пересек реку.

— Выдно город пэрежил войну безбедно, — заметил Федорчук, когда уже шли по улицам Благовещенска. — Народ с виду крепкий.

— Всяко было, — отозвался комендант, из чего майор заключил, что тот местный служака. — За войну фронту дали шесть миллионов рублей. Вон там Дом Красной Армии, а это, откуда вышел военный, обком партии.

— Бурлов! — вдруг выкрикнул Рощин. — Простите! — бросил он коменданту и перебежал дорогу.

Федор Ильич даже слегка побледнел.

— Откуда, Анатолий?

— С той стороны — из Сахаляна…

— Со мною, Федор Ильич, по-гражданскому! — счастливо проворкотал Федорчук, обнимая Бурлова. — Старшина в демобилизации. Вы шо тут делаете?

Они перешли на противоположную улицу и присели на крыльце музея.

— Земли много в колхозах? — сейчас же хозяйственно осведомился Федорчук, как только Федор Ильич рассказал о назначении.

— Земли, Денисович, в области столько, сколько, пожалуй, на всей Украине. Только обрабатывать по-настоящему пока некому и нечем.

— Ну-у? — недоверчиво выдохнул Федорчук.

— Один живешь? — спросил Рощин.

— Один… пока, — с неловкой улыбкой отозвался Федор Ильич.

— Значит, разведал цель? — довольно пошутил Рощин.

— Знаешь кто? Клава Огурцова!

— Огурцова? — не то испугался, не то изумился майор и посмотрел на Бурлова. «Что ты сделал?» — хотел выкрикнуть он, но не смог.

Наступило долгое и неловкое молчание, и Рощин вдруг почувствовал, что не сможет сейчас взглянуть Федору Ильичу в глаза, и смотрел в землю. Тот, казалось, что-то ждал от него. Федорчук, поняв, что лишний, отошел в сторону и достал кисет.

— Ты ее хорошо узнал? Веришь ей? — наконец спросил Рощин.

— Верю, Анатолий! — тихо, но твердо отозвался Бурлов.

И снова то же гнетущее молчание.

— Ну хорошо! — тяжело выдохнул Рощин. — Тогда я тебе расскажу кое-что…

— Я знал, что ты так сделаешь! — казалось, с облегчением и радостью проговорил Бурлов. — Она мне все рассказала. И не только о тебе. Ты у нее особая статья… Вот тогда я ей и поверил! Она своевольничала, Анатолий. Пока я был в госпитале, остановилась на распутьи, раздумывала… Потом как-то мне все рассказала. Имел я право оттолкнуть ее на первом шаге?.. Да и люблю я ее! — уже просто и легко заключил Бурлов. — Ну а ты как? На вид — молодец! В харбинку ни в какую не влюбился?

— Подожди, Федор!.. А почему она не приехала с тобой? — допытывался Рощин.

— Дал срок ей подумать, — уже неохотно ответил Бурлов. — Рассказывай о себе.

Рощин отрицательно покачал головой и продолжал молчать.

«Ты умеешь просто решать сложные задачи… А я умею только запутывать простое…»

— Кондрат Денисович! — крикнул Бурлов. — Вы чего сбежали? Майор Рощин в Харбине не женился?

Что-то молчит.

— За него прострелили одну графиню, чи княгиню, чи атаманшу…

— Если бы, старшина, тебя не демобилизовали, сейчас бы отправил к местному коменданту под арест! — вдруг рассердился Рощин.

— Да я ничего, товарищ майор! — испугался Федорчук. — Если заробыв, то я пиду, хочь и демобилизованный.

Бурлов громко рассмеялся. Не выдержал и Рощин.

— Прости, Денисович! — хмуро извинился майор и скорее умоляюще; чем обиженно предупредил: — Только не лезь со своими медвежьими услугами, — и рассказал Федору Ильичу события последних месяцев.

— Ты ее любишь?

Рощин долго оставался наедине со своими мыслями.

— Кажется… да!

— Езжай и забирай! А лучше напиши, чтобы приехала в Сахалян.

— Она, пожалуй, еще в госпитале, — неуверенно отозвался Рощин.

— Женщины — народ живучий! — заключил Федорчук. — Прыгает уже по улице… Простить!.. Ходить строевым шагом!

В это время из-за Амура донесся густой рев, слегка вздрогнула земля. В небо медленно поползла черная туча. Земля очищалась от следов войны.

5

Закутавшись в плед, Варенька сжалась на софе и подернутыми грустью глазами смотрела в камин. Яркие угольки быстро тускнели, меркли, другие, вспыхнув, уносились в дымоход. «Почему Анатолий не пришел? Не пожелал или подлинно не мог… Сбежал и вещи велел унести. Я не увижу его никогда! — тревожилась Варенька. — Почему тогда в госпитале не сказала ему. „Я вас люблю, сударь!“ О боже!.. Что же дальше? Харбин? Натали?.. Замужество?.. Зачем есаул Журин не убил меня?»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне