Тысяча бумажных птиц

Чуть позже она идет в заповедник рядом с коттеджем королевы Шарлотты. Девушка-экскурсовод что-то рассказывает группе школьников, гул пролетающего самолета заглушает ее слова. Хлоя слышит названия растений: щавель красивый и клевер полосатый.

– Здесь мы не убираем упавшие деревья, оставляем их для насекомых. Не выпалываем крапиву и куманику. Мы, конечно, следим за порядком, но это порядок самой природы.

Многие юные слушатели держат в руках палки, подобранные по пути. Кто-то трогает ствол ближайшего боярышника, водит пальцами по коре. Хлое нравится наблюдать, как они познают окружающий мир. Потом какой-то мальчишка пытается пнуть проходящего мимо гуся, и Хлоя идет прочь. Ее внимание привлекает влюбленная пара, выходящая из рощи. Они словно светятся изнутри. Каждое их движение пронизано радостью бытия. Хлоя смотрит на них, и ей тоже хочется оказаться в этой аллее под сенью высоких деревьев, в этом солнечном коридоре, прорезающем море синих колокольчиков. Здесь очень красиво. Царство дикой природы. Необузданной. Первозданной. Среди синевы зеленеют островки смирнии пронзеннолистной с мелкими желтыми соцветиями и белеют крошечные цветы, пахнущие чесноком. Людей здесь немного, и все стоят совершенно ошеломленные, странно притихшие, на мгновение выпавшие из привычной суеты.

Хлоя достает из сумки фотоаппарат. Она так очарована видом, который хочет запечатлеть, что не замечает первых капель дождя. Она садится на корточки, чтобы снять колокольчики крупным планом, и тут небо обрушивается на землю потоком воды. Хлоя быстро убирает фотоаппарат, пока он не промок. Все остальные бегут из рощи, держа над головами газеты и сумки. Небо затягивается чернотой. Хлоя остается одна. Подняв руки, она стоит под дождем. Платье вмиг намокает, тонкая ткань липнет к телу. Вода течет по ее лицу, запрокинутому к небесам. Она постепенно утрачивает свою плотность, растворяясь в дожде – на минуту, на год, на всю жизнь, – а потом ливень вдруг прекращается. Небо мнется еще секунду, не зная, на что решиться, а затем делает выбор и вновь заливается ярким светом. Капли дождя на лепестках колокольчиков искрятся на солнце.

Все погружается в восхитительную тишину. Хлоя идет через рощу, где теперь нет ни души, и ей кажется, будто весь мир дышит в ритме ее дыхания, или это она дышит в ритме огромного мира. Она на миг останавливается у покосившейся старой скамейки.

Теперь свободны и наслаждаются вечным покоем среди этих цветов, столько лет приносивших им радость

Памяти

Вайолет Маршалл, 1881-1978, и сестры Дейзи Слайт, художниц, влюбленных в эти бесшумные колокольчики

Хлоя вдыхает запах влажной земли, вбирает в себя ослепительную синеву омытых дождем лепестков. Потом она замечает мужчину, сидящего на скамейке. Он то ли дремлет, то ли просто сидит с закрытыми глазами. Это единственная скамейка, расположенная в таком месте, где только солнечный свет и нет ни пятнышка тени. Его лицо запрокинуто к солнцу, как чаша цветка, тянущегося к теплу и свету. Кажется, его совершенно не беспокоит, что скамейка намокла, но, подойдя чуть ближе, Хлоя нерешительно замирает. Его брюки заляпаны грязью, и даже на расстоянии ей слышен запах старости, исходящий от его костюма: прелые листья и промозглая сырость подвального магазина подержанных вещей.

Хлоя достает фотоаппарат и делает снимок, но щелчок получается слишком громким. Спящий мужчина испуганно вздрагивает и открывает глаза. Хлоя пытается его успокоить. Наконец ей удается поймать его взгляд. У него потрясающие глаза: ослепительно-голубые, они словно светятся изнутри, но есть в них и тяжесть, и неизбывная грусть – это глаза человека, который слишком много видел.

– Прошу прощения, я вас потревожила, – говорит Хлоя.

У нее слегка кружится голова, как будто мир вокруг движется слишком медленно, или ее мысли летят слишком быстро. Его переменчивый взгляд подобен стае воробьев, постоянно меняющей очертания в воздухе. Он открывает рот, но не произносит ни слова. Все получается очень неловко. Хлоя извиняется еще раз и уходит.

Но этот мужчина с пронзительными голубыми глазами никак не идет у нее из головы. Его же могли обокрасть, забрать кошелек или кепку. Его кепка… старая твидовая кепка, лежавшая рядом с ним на скамейке, как верный друг. Хлоя резко замирает на месте. Хватает фотоаппарат, включает просмотр, но в центре снимка лишь смазанное пятно. Видна только кепка, колокольчики и освещенная солнцем скамейка. Хлоя мчится обратно, сердце бешено бьется в груди.

– Гарри? Мистер Барклай?

Там никого нет.

– Подождите!