Тысяча девятьсот восемнадцатый год

Конрад входит с раненым.

Раненый. Вы меня звали.

Томас (очень усталый). Такие юные глаза. Такой чистый, честный лоб. (Пристально его рассматривает.)

Раненый (побледнев). Уже все известно?

Томас. Знаете ли вы, что вы сделали? Утаивать продовольствие, обкрадывать самых бедных, самых голодных — это делается ежедневно. Это делают тысячи людей, на этом они жиреют и только удивляются, что другие не поступают точно так же. Но вы, молодой человек, вы поступили еще хуже. Вы разыграли передо мной пылкую душу. Негодование против общества. Вы копировали мои чувства и сделали из них наглый фарс. Вы, с вашими чистыми глазами, с вашим честным лбом. Я выложил перед вами самое лучшее, что у меня было — мою веру, а вы воспользовались ею как отмычкой, чтобы отпереть кормушку бедноты. Все это сделали вы — с вашими честными глазами, с чистым лбом.

Раненый (с ожесточением, глухо). Я украл, да. Я утаил продовольственные запасы. На двадцать семь тысяч марок. Я вор. Расстреляйте меня. Мне нечего возразить. (Молчание.)

Конрад. Значит… Предать революционному суду?

Раненый (внезапно, настойчиво). Поверьте мне, Томас Вендт. Я не играл, когда пришел к вам. Я пришел к вам не потому, что хотел красть. Расстреляйте меня, но верьте мне.

Томас

. Почему вы украли?

Раненый. Разве нельзя верить в правое дело, даже если ты — вор?

Томас. Почему вы украли?

Раненый (указывая на Конрада). Пусть он выйдет.

Конрад. Не слушайте его. Дело ясное, улики налицо. Предайте его суду. Этого требует народ.

Раненый. Расстреляйте, но верьте мне.

Томас (про себя). Я устал. Нет сил даже для ненависти. Только отвращение. Оставьте нас одних, Конрад.

Конрад уходит.

Томас. Что же вы хотели мне сказать?

Раненый. Вы знаете Анну-Мари?

Томас отшатывается.

Раненый. Она приютила меня. Мне было тогда очень тяжело. Все, во что меня учили верить, вдруг превратилось в бессмыслицу. И вот пришла она и полюбила меня. А потом мы обеднели, и она ускользнула от меня. Вы знаете Анну-Мари.

Томас. Я ее знаю, да.

Раненый. Надо было во что бы то ни стало достать деньги. Я стал секретарем у господина Шульца.

Томас смеется.

Раненый. Что с вами?

Томас. Ничего. Дальше.

Раненый. Господин Шульц — это был ключ к деньгам, власти, любви. Кипучий источник всех благ. Я пил допьяна из этого источника. Деньги текли через мои руки. Но их было слишком мало, чтобы я мог к ней вернуться.

И вот пришла революция. Она была сильнее, чем образ Анны-Мари, чем Красная вилла, чем поток хрустящих ассигнаций. Она не превращалась в пар от пристального взгляда, не рассыпалась в прах, когда человек хватался за нее, словно за якорь. И я пришел к вам.

Однажды я проходил мимо ювелирного магазина — деньги были у меня в кармане. Я вдруг увидел шею Анны-Мари. Я пошел дальше. Вскочил в трамвай. Я заговорил с какой-то девушкой. Но шея Анны-Мари была у меня перед глазами. Тогда я вернулся и купил ожерелье и велел послать ей.

Две тысячи двести марок еще осталось у меня. Они замурованы у меня в комнате, в правой стене. Я не воспользовался ими. Я жил как собака, я голодал. К этим деньгам я больше не прикасался. Я только купил ожерелье и велел послать ей.

Не отнимайте у нее ожерелья, Томас Вендт. Она не знает, кто прислал его. Может быть, догадается, когда я умру.

Томас (после долгого молчания). Идите.

Раненый. Я? Что?

Томас (подписывает пропуск). Вот. Идите.

Раненый уходит.

Томас (Один). И она — один из грызунов, подтачивающих мое дело. (Слабо.) Все вгрызаются в меня. Все вгрызаются в меня.

Конрад (входит). Вы отпустили его? Вы понимаете, что вы делаете? Народ кричит, что надо ставить к стенке спекулянтов и мошенников, а вы их освобождаете. Вы отдаете себе отчет, какое возмущение это вызовет?

Томас. Знаю, Конрад. Не хуже вас. Но так нужно было. (Видя, что Конрад хочет возразить, повторяет срывающимся голосом, почти кричит.) Я не мог иначе поступить! (После паузы.) Солдаты из казармы саперов уже пришли?

Конрад. Да.

Томас

. Впустите их.

Конрад. Отложите этот разговор. Обдумайте еще раз это дело. Люди были возбуждены. Ждали прихода правительственных войск. Если мы будем судить строго, мы испортим отношения с гарнизоном. Не принимайте пока никакого решения.

Томас. Впустите их.

Конрад пожимает плечами, впускает солдат с гауптвахты.

Комендант (широкоплечий, угрюмый человек). Мы явились.

Томас. Вы избивали арестованных, доверенных вашей охране. Ваша грубость принесла нам больше вреда, чем какое-либо поражение.

Солдаты. Эти черти дразнили нас. Вели себя нагло. Ругали нас. Они не подчинялись нашим распоряжениям.

Томас. Свидетели показали, что над арестованными издевались. Кто это разрешил?

Молчание.

Томас. Кто разрешил?

Солдаты смотрят на коменданта, вокруг него образуется пустое пространство.

Томас. Вы действовали по чьему-нибудь приказу или собственной властью?