Тысяча городов (Смутное время — 3)

Храмы, где они служили Фосу, были похожи на храмы их видессианских собратьев в том, что они были увенчаны позолоченными шарами. В остальном, однако, эти храмы были очень похожими на остальные здания Шахапивана: квадратные, прочные сооружения с вертикальными прямоугольными прорезями для окон, которые, казалось, были сделаны скорее для прочности и выносливости, чем для красоты и комфорта. Абивард отметил, сколько храмов было в этом городе средних размеров. Никто не мог сказать, что жители Васпуракани не принимали всерьез свою заблуждающуюся веру.

В целом они были трезвым народом, привыкшим заниматься своими делами. Толпы видессиан последовали бы за Татулом и Абивардом по улицам. То же самое могло быть верно и для макуранцев. Здесь это было не так. Васпураканцы позволили своим нахарарам разобраться с Абивардом.

Он ожидал, что Татул приведет его к самому прекрасному храму в Шахапиване. Однако, когда нахарар натянул поводья, он сделал это перед зданием, которое знавало не просто лучшие дни, но и лучшие столетия. Только позолота на его глобусе, казалось, была заменена в любое время на памяти живущих.

Татул взглянул на Абиварда. «Это храм, посвященный памяти святого Каджаджа. Вы, макуранцы, приняли его мученическую смерть - приковали к вертелу и зажарили над углями, как кабана, - за отказ отречься от святой веры Фоса и Васпура Перворожденного. Мы по сей день чтим его память».

«Я не убивал этого священника", - ответил Абивард. «Если ты винишь меня за это или даже если ты винишь меня за то, что сделал Вшнасп, ты совершаешь ошибку. Пришел бы я сюда, если бы не хотел сгладить разногласия между вами, принцами, и Шарбаразом, Царем Царей?»

«Ты храбрый человек», - сказал Татул. «Хороший ли ты человек, я еще не знаю достаточно, чтобы судить. Ибо злые люди могут быть храбрыми. Я видел это. Разве ты не сделал то же самое?»

«Немногие люди злы в своих собственных глазах», - сказал Абивард.

«Здесь ты прикасаешься к другой истине, - сказал Татул, - но не к той, которую я могу обсуждать с тобой сейчас. Подожди здесь. Я войду внутрь и принесу тебе удивительно священный Хайяк».

«Я думал пойти с тобой», Сказал Абивард.

«С кровью мучеников Васпураканера, запятнавшей твои руки?» Брови Татула взлетели к краю его шлема. «Ты сделал бы храм ритуально нечистым. Иногда мы приносим в жертву доброму богу овцу: ее плоть, сожженная в огне, излучает святой свет Фоса. Но из-за этого, однако, кровь и смерть оскверняют наши святилища.»

«Как бы ты этого ни пожелал.» Когда Абивард пожал плечами, его корсет издал негромкий дребезжащий звук. «Тогда я жду его здесь.»

Татул вошел в храм. Когда он вскоре вернулся, священник в черной мантии, которого он привел с собой, был сюрпризом. Абивард искал слабеющего седобородого старейшину. Но удивительно святой Хамайяк был в своих энергичных средних годах, его густая черная борода лишь слегка тронута сединой. Его плечи сделали бы честь Смиту

Он обратился к Татулу на гортанном языке васпураканцев. Нахарар перевел для Абиварда: «Святой священник просил передать тебе, что он не говорит на твоем языке. Он спрашивает, предпочитаете ли вы, чтобы я переводил, или вы предпочитаете использовать видессианский, который он знает.»

«Мы можем говорить по-видессиански, если хочешь», Абивард обратился непосредственно к Хмайеку. Он подозревал, что священник пытается досадить ему, отрицая знание языка макуранер, и отказался доставить ему удовольствие, показав раздражение.

«Да, очень хорошо. Давайте сделаем это.»Хмайяк говорил медленно и обдуманно, возможно, чтобы помочь Абиварду понять его, возможно, потому, что он сам не слишком свободно говорил по-видессиански. «Фос присвоил себе святых мучеников, которых вы, люди Макурана, создали.» Он нарисовал солнечный круг, который был его знаком благочестия к доброму богу, идущий в направлении, противоположном тому, которым воспользовался бы видессианин. «Как теперь ты собираешься загладить свою порочность, свою дикость, свою жестокость?»

«Они не были моими. Они не принадлежали Михрану марзбану. Они принадлежали Вшнаспу марзбану, который мертв.»Абивард осознавал, как многого он не договаривает. Политика, на которую жаловался Хмайяк, была политикой Вшнаспа, верно, но она также была - и остается - политикой Шарбараза. И Вшнасп был не просто мертв, но убит васпураканцами. Для Абиварда не заметить этого было равносильно признанию того, что марзбан сам напросился на это.

«Как ты собираешься загладить свою вину?» Повторил Хмайяк. Его голос звучал осторожно; возможно, он не ожидал, что Абивард уступит так быстро. Для него Васпуракан был не просто центром вселенной, но целой вселенной.

Для Абиварда это было всего лишь частью большей мозаики. Он ответил: «Удивительно, святой господин, я не могу вернуть мертвых к жизни, ни твоих людей, которые умерли за твою веру, ни Вшнаспа марзбана.»Если ты будешь давить на меня слишком сильно, ты заставишь меня вспомнить, как умер Вшнасп. Мог ли Хамайяк читать между строк?"