Тысяча городов (Смутное время — 3)

Но письмо было примечательно как тем, чего в нем не говорилось, так и тем, что в нем было сказано. В обычной придирчивой критике и тревогах не было ни малейшего намека на то, что Шарбараз думал о смене командиров. Абивард боялся письма от Царя Царей не в последнюю очередь потому, что искал Шарбараза, чтобы отстранить его от командования и заменить, возможно, Тураном, возможно, Тикасом. Мог ли он выполнять приказы видессианского отступника? Он не знал и был рад, что ему не пришлось выяснять. Доверял ли ему Шарбараз? Или Царь Царей просто еще больше не доверял Цикасу? Если последнее, то, по мнению Абиварда, это было разумно только по отношению к его суверену.

Он отнес письмо Рошнани, чтобы выяснить, смогла ли она увидеть в нем что-нибудь, чего он не заметил. Она прочитала его от начала до конца, затем посмотрела на него. «Могло быть и хуже», - сказала она, настолько близкая к тому, чтобы похвалить Шарбараза за последнее время.

«Так я и думал.» Абивард взял письмо со стола, куда она его положила, затем перечитал его сам. «И если я проиграю еще одно сражение, будет еще хуже. Он достаточно ясно дает это понять ».

«Тем больше оснований надеяться, что волшебникам удастся затопить равнину», - ответила его главная жена. Она склонила голову набок и изучающе посмотрела на него. «Как они продвигаются, в любом случае? Ты мало говорил о них в последнее время.»

Абивард рассмеялся и отдал ей честь, как будто она была его старшим офицером. «Я должен был бы знать лучше, чем думать, что молчать о чем-то - то же самое, что скрывать это от тебя, не так ли? Если ты действительно хочешь знать, что я думаю, то вот что: если бы придворные Шарбараза были чуть более противными, из них получились бы неплохие колдуны.»

Рошнани поморщилась. «Я не думала, что все так плохо».

Все разочарование Абиварда выплеснулось наружу. «Что ж, так и есть. Если уж на то пошло, это еще хуже. Я никогда не видел такого злословия. Йешмеф и Мефиеш следовало бы стукнуться лбами друг о друга, так или иначе, это то, что сделал бы мой отец, если бы я вот так поссорился со своим братом. А что касается Глатпилеша, я думаю, ему нравится быть ненавистным. Он определенно заставил всех остальных ненавидеть его. Единственные, кто кажутся хорошими и порядочными парнями, это Утпаништ, который слишком стар, чтобы приносить столько пользы, сколько мог бы, и его внук Кидинну, который самый молодой из всех, и поэтому его не воспринимают всерьез - не то чтобы Фалашам воспринял бы всерьез что-либо по эту сторону вспышки мора.»

«И это были добрые волшебники?» Спросила Рошнани. В ответ на кивок Абиварда она закатила глаза. «Тогда, может быть, тебе стоило нанять несколько плохих волшебников.»

«Возможно, мне следовало бы это сделать», - согласился Абивард. «Я скажу вам, что я думал о том, чтобы сделать: я думал о том, чтобы сделать каждого мага в этой команде короче на голову и показать головы следующей партии, которую я наберу. Это могло бы привлечь их внимание и заставить работать быстро.» Он с сожалением развел руками. «Однако, каким бы заманчивым это ни было, сбор новой партии занял бы слишком много времени. Хорошо это или плохо, но я застрял с этими шестью ».

Тогда он предположил, что это было поэтической справедливостью, что вскоре после того, как он назвал шестерых магов из страны Тысячи Городов всеми именами, какие только мог придумать, они послали к нему слугу, который сказал: «Господин, волшебники просили передать тебе, что они готовы начать заклинание. Ты будешь смотреть?»

Абивард покачал головой. «То, что они делают, ничего бы для меня не значило. Кроме того, меня не волнует, как работает магия. Меня волнует только то, что она работает. Я поднимусь на городскую стену и посмотрю на поля и каналы. То, что я там увижу, так или иначе расскажет историю ».

«Я передам твои слова магам, господин, чтобы они знали, что могут начать без тебя», - сказал посланник.

«Да. Иди». Абивард сделал небольшое нетерпеливое движение руками, отсылая молодого человека своей дорогой. Когда парень ушел, Абивард прошел по извилистым, переполненным улицам Нашвара к стене. Пара солдат гарнизона стояла у основания, чтобы не дать кому попало подняться на нее. Узнав Абиварда, они опустили копья и отступили в сторону, кланяясь при этом.

Он поднялся не более чем на треть лестницы из сырцового кирпича, когда почувствовал, что мир вокруг него начал меняться. Это напомнило ему гул земли как раз перед землетрясением, когда ты можешь сказать, что оно приближается, но мир еще не начал танцевать у тебя под ногами.

Он взбирался быстрее. Он не хотел пропустить то, что должно было произойти. Чувство давления нарастало, пока его голова не почувствовала, что готова лопнуть. Он ждал, что другие воскликнут по этому поводу, но никто не воскликнул. На стене беззаботно прохаживались часовые. Внизу, на земле позади него, торговцы и покупатели рассказывали друг другу ложь, которая передавалась от отца к сыну и от матери к дочери на протяжении бесчисленных поколений.