Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И плясал он до того забавно и с такими ужимками, что молодые девушки начали неудержимо смеяться, а потом швырять ему в голову все, что было у них под рукою: подушки, фрукты и даже графины с напитками.

Но тут только и разыгралось самое главное. Наиболее красивая из молодых девушек поднялась и, изгибаясь то так, то этак и глядя на моего брата прищуренными и как будто обезумевшими от страсти глазами, начала снимать с себя одну за другою свои одежды, так что на ней осталась лишь тонкая сорочка и широкие шелковые шальвары. Увидев это, эль-Гаддар прервал свою пляску и воскликнул:

— Аллах! Аллах! — и пришел в неистовое волнение.

Тогда старуха опять подошла к нему и сказала:

— Теперь ты должен догнать и поймать твою возлюбленную. Ибо, когда госпожа моя разгорячится напитками и пляской, она имеет обыкновение совершенно раздеться и отдаться возлюбленному только в том случае, если, испытав его легкость в беге и проверив его стоячий зебб, она сочтет его достойным себя. Поэтому тебе придется гнаться за нею из одной комнаты в другую со вставшим зеббом, пока ты не поймаешь ее. Тогда только она позволит тебе покувыркаться с нею.

При этих словах брат мой сбросил шелковый пояс и приготовился бежать. А молодая девушка, со своей стороны, сбросила свою тоненькую сорочку и свои шальвары и предстала во всей своей красе, подобная молодой пальме, вздрагивающей под дуновением ветерка; и, громко смеясь, она пустилась бежать и дважды обежала вокруг залы. А брат мой Гаддар со стоящим впереди зеббом гнался за ней.

Но на этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и, преисполненная скромности, не проговорила больше ни слова.

А когда наступила

ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Говорили мне, о царь благословенный, что портной из китайского города рассказал султану продолжение той истории, которую багдадский цирюльник рассказал пирующим, а именно продолжение той истории о втором брате его эль-Гаддаре, которую он в первый раз рассказывал халифу Мустансиру Биллаху.

— Брат мой Гаддар со вставшим зеббом пустился вдогонку за молодой девушкой, которая с легкостью убегала от него, заливаясь смехом. И, глядя на брата моего Гаддара и на его размалеванное лицо без бороды, без усов и без бровей, три молодые девушки и старуха покатились от хохота; они стали топать ногами и хлопать в ладоши.

Что же касается нагой молодой девушки, то, обежав два раза вокруг залы, она бросилась в длинную галерею, потом побежала дальше, из одной комнаты в другую, при этом продолжая внимательно наблюдать за моим задыхавшимся от волнения братом и за его доведенным до безумия зеббом. И она продолжала бежать, заливаясь смехом, сверкая зубками и покачивая своими бедрами.

Но вдруг на одном повороте молодая девушка исчезла, а брат мой, распахнув дверь, за которою, как он думал, она скрылась, очутился посреди улицы. И это была как раз та улица Багдада, где жили кожевники. И все кожевники увидели эль-Гаддара с бритой бородою, бритыми усами и бровями, с нарумяненным, как у публичной женщины, лицом, и загоготали, и, схватив ремни, принялись, громко смеясь, пороть его, и били его так сильно, что он лишился сознания. Затем они посадили его задом наперед на осла, заставили его объехать в таком виде весь базар и, наконец, притащили его к вали.

Вали сказал им:

— Кто это?

Они ответили:

— Это человек, который очутился посреди нас, неожиданно выйдя из дома великого визиря.

Тогда вали приказал дать брату моему эль-Гаддару сто ударов кнутом по подошвам и выгнать его из города.

Тогда, о глава правоверных, я побежал вслед за ним и тайно привез его обратно и приютил его. Затем я обеспечил ему средства к существованию. А теперь ты сам можешь рассудить, что если бы я не был человеком, полным мужества и всякого рода достоинств, то не стал бы терпеть подобного глупца.

Что же касается моего третьего брата и его истории, то это уж совсем другое дело, как ты сам сейчас увидишь.

ИСТОРИЯ БАКБАКА, ТРЕТЬЕГО БРАТА ЦИРЮЛЬНИКА

Слепой Бакбак, или «кудахтающий толстяк», — третий мой брат; по ремеслу он нищий. И считался он одним из главных в братстве нищих города нашего Багдада.

Однажды волею Аллаха и произволением судьбы случилось так, что брат мой, ища подаяния, пришел к дверям одного довольно большого дома. И, выкрикивая обычные воззвания, какими собирают милостыню: «О податель! О милостивый!» — брат мой Бакбак постучал своей палкой в двери дома. А нужно еще сказать тебе, о глава правоверных, что брат мой Бакбак, как и все наиболее хитрые из братства, имел обыкновение ничего не отвечать, когда, постучавшись в двери дома, он слышал оттуда вопрос: «Кто там?»

Он молчал и таким образом вынуждал находившихся в доме людей отворить двери, ибо иначе, привыкнув к нищим, они не отворили бы, а просто ответили бы изнутри: «Да сжалится Аллах над тобой!» Таким способом у нас прогоняют нищих.

Вот и на этот раз напрасно вопрошали из дома:

— Кто там, за дверью?