Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Услышав эти грозные слова, брат мой решительно не знал, что ответить: язык его был словно скован, а мускулы оцепенели, и он пожелтел в лице и ослабел телом. Тогда негр схватил его, раздел донага и, чтобы продлить мучения его, стал ударять его плоской стороною своего меча и отсчитал ему таким образом более восьмидесяти ударов; затем он стал вонзать свой меч в разные места его тела, пока брат мой не упал на землю и негр не счел его мертвым. Тогда он испустил страшный крик, и в комнате сейчас же появилась негритянка с подносом, наполненным солью. Она поставила поднос на пол и принялась набивать солью все раны моего брата, который, несмотря на эти ужасные страдания, боялся пикнуть из опасения, чтобы его не добили до смерти. Затем она посыпала солью все его тело и удалилась. Тогда негр опять испустил крик, столь же ужасный, как первый, и появилась старуха, которая с помощью негра обшарила все платья и пояс моего брата и вытащила оттуда все золото. Затем она взяла моего брата за ноги и поволокла его через все комнаты на двор, где она бросила его через отверстие в глубину черной ямы, куда она обыкновенно бросала трупы всех тех, кого она заманивала сюда разными хитростями для услаждения госпожи своей, а затем обирала и спускала в это подземелье, посыпав предварительно тела их солью, чтобы они не испускали дурного запаха.

Подземелье, в глубину которого был брошен брат мой эль-Ашар, было велико и полно мрака, и тела всех низвергнутых туда целою грудою лежали одно на другом. И он провел там целых два дня, не имея никакой возможности даже пошевелиться вследствие своих ран и ушибов от падения. Но Аллаху (да славится имя Его!) угодно было, чтобы та соль, которой брат мой был осыпан и пропитан, послужила как раз средством к его исцелению, остановив потерю крови и помешав ей портиться. Когда раны его немного зарубцевались и силы восстановились, брату моему удалось высвободиться из-под груды мертвых тел и проползти через все подземелье по направлению к слабому свету, видневшемуся где-то вдали; свет этот шел из слухового окна, которое было проделано в стене, замыкавшей подземелье. Он добрался до окна, а через него вылез из подземелья на свет.

Тогда он поспешил вернуться в дом свой, где я отыскал его и стал пользовать разными лекарствами, которые я умел извлекать из растений, и травяными соками, и по прошествии некоторого времени брат мой, совершенно оправившись, решил отомстить старухе и другим за те муки, которые он претерпел от них. Он пустился разыскивать ее и напал на след ее и пошел на то место, куда она ежедневно приходила, чтобы заманивать молодых людей, которые должны были удовлетворять страсти госпожи ее, а затем погибать так, как они погибали.

И вот однажды он переоделся чужестранцем — персом, — опоясался поясом, который он наполнил битым стеклом, чтобы можно было подумать, будто у него там золото, спрятал под длинный персидский кафтан большую саблю и пошел ждать старуху, которая не замедлила явиться.

Он сейчас же подошел к ней, представился, что плохо говорит на нашем — арабском — языке и обратился к старухе, подражая ломаному персидскому:

— Добрая старушка, я чужестранец и хотел бы знать, где здесь можно найти монетные весы, чтобы взвесить и проверить эти девятьсот золотых динариев, которые спрятаны у меня за поясом и которые я получил за продажу товаров, привезенных из моей страны.

А проклятая, злосчастная старуха ответила ему:

— Разумеется, мой молодой друг! Ибо как раз мой сын, такой же красавец, как ты, по ремеслу меняла, и он с удовольствием одолжит тебе свои весы. Пойдем, я отведу тебя к нему!

Он сказал:

— Ну так ступай впереди, а я за тобой!

И она пошла вперед, а он следовал за нею, пока они не дошли до того дома, где он уже был. И та же самая молодая рабыня-гречанка отворила им двери с приветливой улыбкою, и старуха сказала ей шепотом:

— На этот раз я добыла для нашей госпожи мускулов покрепче и мяса поздоровее!

И молодая рабыня взяла брата моего за руку и провела его в залу, убранную шелковыми тканями, и несколько минут оставалась с ним, занимая его, потом пошла доложить о нем своей госпоже, которая скоро появилась и проделала с моим братом то же самое, что и в первый раз; повторять это не стоит. Затем она удалилась, и вдруг вошел страшный негр с мечом в руке, который закричал на моего брата, приказал ему подняться и следовать за ним, причем он называл его теми же ругательными словами, как в первый раз. Тогда брат мой, который шел позади негра, выхватил из-под платья свою саблю и одним махом отрубил негру голову. На шум от падения прибежала негритянка, которую постигла такая же участь; затем — рабыня-гречанка, голова которой тоже мгновенно покатилась по полу. Потом вышла и старуха, готовая уже наброситься на добычу. Но, увидев моего брата, залитого кровью и с саблею в руке, она страшно перепугалась и упала наземь, а брат мой схватил ее за волосы и закричал:

— Узнаешь ты меня, о старая блудница, дочь блудницы, насквозь прогнившая сводница!

А старуха ответила:

— О господин мой! Я не узнаю тебя!

Брат мой сказал: