Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Но, несмотря на эти почтительные слова дочери моего дяди, которая не посмеет назвать меня мужем из опасения показаться нескромной, я не удостою ее никакого ответа. Тогда она будет всячески умолять меня, стараясь меня растрогать, и, я уверен, кончит тем, что бросится к ногам моим и станет целовать их, так же как и полы моего платья, много-много раз, и скажет мне: «О господин мой! Клянусь тебе Аллахом, что дочь великого визиря прекрасна и невинна! Клянусь тебе Аллахом, что никогда ни один мужчина не видел дочери визиря без покрывала и не знает даже цвета глаз ее! Будь милостив, перестань срамить и унижать ее! Посмотри, как она смиренна и покорна; она ждет лишь какого-нибудь знака от тебя, чтобы удовлетворить все твои прихоти!»

Затем дочь моего дяди встанет и наполнит мой кубок самым лучшим вином и протянет его мне, покорная и трепещущая. А я, беспечно развалившись на бархатных, вышитых золотом подушках дивана, заставлю ее стоять передо мною и, не глядя на нее, буду наслаждаться тем, что она, дочь великого визиря, стоит передо мною, бывшим продавцом стеклянной посуды, который, торгуя на углу улицы, выкрикивал перед прохожими: «О капли солнца! О алебастровые груди молодых девушек! О глаза моей кормилицы! О затвердевшее, холодное дыхание девственниц, о стекло! О мед окрашенный, о стекло!»

А она, видя с моей стороны такое благородство и величие, непременно сочтет меня за сына какого-нибудь знаменитого султана, наполняющего своей славой весь мир. И со слезами на глазах она скажет мне: «О господин мой! Будь милостив! Не отвергай этого кубка и прими его из рук рабы твоей! Ибо я последняя из рабынь твоих!»

Но я ничего не скажу в ответ на слова эти. А она, видя, что я молчу, сделается наконец немножко смелее и будет настаивать, чтобы я взял от нее кубок, и сама нежно поднесет его к губам моим. А я при виде такой нескромности рассвирепею, посмотрю на нее ужасающим взглядом и дам ей пощечину и изо всех сил ударю ее ногою прямо в живот, — вот так…»

— И с этими словами, — продолжал цирюльник, — брат мой сделал жест ногой, как будто нанося страшный удар в живот своей несуществующей жене, и угодил прямо в стоявшую перед ним корзину с хрупкой стеклянной посудой; и корзина со всем, что в ней было, покатилась! И от всего, что составляло богатство этого безумца, остались одни осколки. О эмир правоверных, если бы только я был при этом, я бы наказал его по заслугам, этого брата моего, полного нестерпимой заносчивости и ложного величия души!

И, видя это непоправимое несчастье, эль-Ашар начал бить себя по лицу, и разрывать от отчаяния одежды свои, и плакать, и не переставая ударять себя, жалуясь на свою судьбу. А так как день этот был как раз пятница и в мечетях начиналась полуденная молитва, то выходившие из дома люди увидели брата моего в этом состоянии, и одни остановились, выражая ему сожаление, другие, подробно узнав от одного соседа о сумасбродном поступке моего брата, продолжали свой путь, называя его сумасшедшим и громко смеясь.

Но в то время как брат мой жаловался на судьбу, оплакивая потерю всего своего капитала вместе с процентами, мимо него проехала одна знатная женщина, направляясь в мечеть к пятничной молитве. Красотой своей она превосходила самых прекрасных женщин; и во все стороны распространялся от нее живительный запах мускуса; она ехала на муле, который был покрыт чепраком[37] из бархата и золотой парчи, и ее сопровождали множество слуг и рабов. При виде этой разбитой посуды и моего брата, который продолжал жаловаться и плакать, в сердце ее проникло сострадание и жалость, и она осведомилась о причине такого отчаяния. Ей ответили, что у этого бедного человека была корзина со стеклянной посудой, продажа которой доставляла ему средства к жизни, что это все его состояние и что теперь он лишился всего, так как вследствие происшедшего случая все разбилось вдребезги. Тогда эта женщина подозвала одного из слуг своих и сказала ему:

— Отдай этому бедному человеку все деньги, какие ты имеешь при себе!

И слуга сейчас же отвязал шнурок, на котором висел у него на шее большой кошель, и вручил деньги моему брату. Эль-Ашар взял кошель, открыл его и нашел там, как он сосчитал, пятьсот динариев золотом. При виде этого он чуть не умер от волнения и охватившей его радости и начал призывать на свою благодетельницу все милости и благословения Аллаха.

Таким образом эль-Ашар сразу разбогател и, вздыхая полною грудью от удовольствия, пошел к себе домой, чтобы спрятать это свое богатство, и он уже готов был отправиться на поиски какого-нибудь прекрасного дома, который он мог бы нанять для себя, как вдруг кто-то тихо постучался в его двери. Он встал и побежал отворить и увидел старуху, совершенно незнакомую ему, которая сказала:

— О дитя мое! Ты должен знать, что время молитвы этого святого дня, пятницы, почти уже истекло, а я не успела совершить моего омовения перед молитвой. Поэтому, прошу тебя, дозволь мне войти на минуту к тебе и совершить мое омовение вдали от нескромных глаз.

И брат мой ответил ей:

— Слушаю и повинуюсь!