Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И действительно, не проходило ни одного дня, чтобы два или три маклера не предлагали какую-нибудь красивую невольницу визирю, но визирь каждый раз отправлял обратно и маклера, и невольницу, не решаясь купить которую-нибудь из них. И в течение одного месяца он видел больше тысячи молодых девушек, одну прекраснее другой, и все они способны были привести в возбуждение тысячу бессильных старцев. Но визирь не мог остановить своего выбора ни на одной из них.

И вот в один день среди других дней визирь Фадледдин собирался сесть на своего коня, чтобы отправиться к султану и попросить его повременить еще немного, пока он справится с задачей, возложенной на него, и в это время увидел знакомого маклера, который подбежал к нему и, поддерживая стремена, почтительно поклонился ему и произнес следующие строки:

О ты, кем славно царствованье этоИ предков зданье поднято из праха,О вечно славный и великий визирь!Ты щедростью бесчисленных даровЖизнь облегчаешь страждущим и бедным!Угодны все деяния твоиВсегда Аллаху, нашему Владыке!

Проговорив эти стихи, маклер сказал визирю:

— О благородный Бен-Кхакан, о славный Фадледдин, я пришел объявить тебе, что невольница, описание которой ты соблаговолил дать мне, найдена и ты можешь располагать ею!

И визирь сказал маклеру:

— Приведи ее сейчас же ко мне во дворец, чтобы я мог видеть ее!

И визирь возвратился к себе во дворец, и через час возвратился и маклер, держа за руку невольницу, о которой он говорил. Чтобы дать хоть какое-нибудь понятие о ней, скажу только, что это была высокая, стройная молодая девушка, и у нее были упругие груди, смуглые веки, глаза темнее ночи, гладкие, нежные щеки, тонкий смеющийся подбородок, слегка оттененный ямочкой, крепкие пышные бедра, осиная талия и тяжелый, царственный зад.

Она вошла, и на ней были самые редкие и дорогие ткани. Но я забыла сказать тебе, о царь времен, что ротик ее был точно цветок, и слюна ее была слаще джулепа[43], и губы краснее свежего мускатного ореха, и все тело более изящно и более гибко, чем тонкая ветка ивы. Что же касается ее голоса, то он был мелодичнее и приятнее, чем ветерок, когда он проносится мимо, насыщенный благоуханием сада. И во всех отношениях она была достойна стихов поэта, воспевшего ее:

Нежнее шелка кожа стройных членов,А речь ее как звучный ручеек,Извилистый, и чистый, и отрадный.

«Ее глаза, — Аллах сказал, — да будут!» —И создал их. Они — созданье Бога!Смущает смертных их склоненный взорСильней вина и винного бродила.Любить ее!.. О ней мечтая ночью,Я весь горю, смущается душа!Я вспоминаю ночь ее кудрей,Ее лицо свежей зари румяной, —Пред ним бледнеет утра яркий свет!

И когда она достигла зрелости и распустилась, как цветок, ее назвали Анис аль-Джалис[44].

И когда визирь увидел ее, он пришел в неописуемый восторг и спросил маклера:

— Какова цена этой невольницы?

И тот отвечал:

— Владелец ее требует за нее десять тысяч динариев, и я обещал ему эту сумму, ибо нахожу ее вполне подходящей; и владелец ее клялся мне, что даже и при этом он будет в убытке, и он перечислил мне множество обстоятельств, которые я желал бы, чтобы ты сам услышал из его уст, о визирь!

И визирь сказал:

— Хорошо! Приведи сюда поскорее владельца этой девушки!

И маклер полетел за хозяином невольницы и предстал с ним между рук визиря. И визирь увидел, что это персиянин, уже такой старый, что тело его представляло только кожу да кости. Как сказал поэт:

Состарили меня судьба и время;

Спина дугой, трясется голова…Кто устоять пред временем сумеет?Была пора, и бодро я стоял,И к солнцу шел я твердыми шагами.Теперь я свергнут с высоты своей,И лишь Болезнь мне стала верным другом,Любовницей же стала Неподвижность.

Старик пожелал мира визирю, который сказал ему:

— Ну так решено, ты согласен продать мне эту невольницу за десять тысяч динариев? Впрочем, я покупаю ее не для себя, так как она предназначается для самого султана!

Старик отвечал: