Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И пот струился с моего лба на лицо, так нестерпима была жара в тот день; и мне нечем было обтереть лицо, потому что платок был подо мной, и я был весь в поту; и терзания мои еще усиливали испарину. Наконец, чтобы выйти из этого затруднения, я собирался уже поднять полу моей новой одежды, чтобы обтереть крупные капли пота, струившиеся по моим щекам, как вдруг передо мною упал белый шелковый платок, мягкий, как дуновение ветерка; и один вид его освежал душу, а аромат его способен был исцелить всякую болезнь. И я поспешил подобрать его и поднял голову, чтобы выяснить это происшествие; и глаза мои встретились с глазами молодой особы — той самой, о господин мой, которая впоследствии дала мне первую газель, вышитую на четырехугольном куске парчи. И в бронзовой раме верхнего этажа я увидел…

Но на этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СТО ТРИНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И в бронзовой раме окна верхнего этажа я увидел улыбающееся лицо молодой девушки; но я не буду описывать ее красоту, поистине, у меня для этого не хватит слов!

Скажу тебе только, что едва эта молодая девушка заметила мой пристальный взгляд, устремленный на нее, как приложила указательный палец к губам; потом она согнула средний палец и прижала его к указательному пальцу левой руки и затем прижала оба пальца между своими грудями. После этого она подняла голову и, захлопнув окно, исчезла.

Ошеломленный, пораженный, охваченный желанием, я напрасно пожирал глазами окно, надеясь снова увидеть это видение, покорившее мою душу, но окно не открывалось. И только после того, как я прождал на этой скамье до самого захода солнца, забывая и о моем брачном контракте, и о моей невесте, я потерял всякую надежду и убедился, что дальнейшее ожидание ни к чему не приведет.

Тогда я поднялся с сокрушенным сердцем и направился к моему дому; и стал я развертывать брошенный мне молодой девушкой платок, и аромат его доставил мне такое наслаждение, как будто я внезапно очутился в раю. И, развернув его, я увидел на одном из его углов следующие стихи, написанные тонким, замысловатым почерком:

Я в жалобы старалась перелитьВсю страсть души посредством этих строк,Переплетенных тонко и искусно,Ведь всякий почерк есть лишь отпечатокДуши того, кто начертал его.Но друг сказал мне: «Почему твой почеркТак вымучен и тонок? ПочемуОн с каждым днем становится сложнее?»

Я отвечала: «Я сама терзаюсь,Измучена желаньем и тревогой!Ужели ты так прост, что не умеешьЗаметить тут все признаки любви?»

А на другом углу красовались такие стихи, написанные более крупным и более правильным почерком:

Янтарь и жемчуг с розовым отливом,Плода румянец под листом ревнивымТебе едва ль сумеют объяснить

Весь блеск ланит под их пушком сребристым.И если смерти всей душой ты жаждешь,Ее найдешь под взглядом ты ее,Что поражает всех в нее влюбленных.Но если ты желаешь опьяненья,Не принимай от кравчего[94] вина, —Ведь у тебя есть кравчего ланиты!И если хочешь знать ее ты свежесть,Тебе расскажут мирты про нее;

Про гибкий стан спроси у веток ивы!

Тогда я, о господин мой, окончательно обезумел, но все-таки к ночи вернулся домой. И я нашел дочь моего дяди в слезах; но, увидев меня, она быстро осушила глаза, подошла ко мне, помогла мне раздеться и тихо стала расспрашивать меня о причине моего опоздания; и сообщила она мне, что все приглашенные — эмиры и богатые купцы и многие другие, а также кади и свидетели — очень долго ждали моего возвращения и, не дождавшись меня, ели и пили до полного насыщения и затем удалились, и каждый пошел своей дорогой. Затем она прибавила:

— Что касается твоего отца, то все это привело его в такую ярость, что он поклялся отложить нашу свадьбу до будущего года. Но скажи, о сын моего дяди[95], что заставило тебя поступить таким образом?

Тогда я сказал ей:

— О дочь моего дяди, вот что случилось…

И я рассказал ей мое приключение во всех подробностях. Тогда она взяла платок из моих рук и, прочитав то, что было написано на нем, залилась слезами. Потом она спросила меня:

— Но разве она не разговаривала с тобой?

Я отвечал:

— Только знаками, но я не понял этих знаков, и я желал бы, чтобы ты разъяснила мне их значение.