Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— О гнусное существо! Видно, ты не человек, так мелка душа твоя! Твоя скупость губит тебя, скупость, побуждающая тебя отложить мешок, полный денег, для того чтобы подобрать одну-единственную драхму, упавшую на счастье бедняку!

Тогда рыбак облобызал землю у ног царя Персии, великого Хосроя, и ответил:

— Да продлит Аллах жизнь царя! Если я поднял эту драхму, то отнюдь не потому, что дорожу ее ценой, но лишь потому, что ценность ее велика в моих глазах: разве не носит она с одной стороны изображение царя, а с другой — имя его? Я не хотел оставить ее там, чтобы какой-нибудь прохожий мог по неосмотрительности наступить на нее. И я поспешил поднять ее, следуя в этом примеру самого царя, который поднял меня из грязи, меня, едва стоящего одну драхму!

Ответ этот до того понравился царю Хосрою, что он велел выдать рыбаку еще четыре тысячи драхм и приказал государственным глашатаям возвещать по всему царству: «Никогда не следует слушать советы женщины, ибо тот, кто их слушает, совершает две ошибки, желая избежать половины одной».

Царь Шахрияр, выслушав эту историю, сказал:

— Я весьма одобряю поведение Хосроя и его недоверие к женщинам. Они являются причиной многих бедствий.

Но Шахерезада, улыбаясь, уже вновь начала:

ДЕЛЕЖ

Однажды ночью халиф Гарун аль-Рашид жаловался на бессонницу в присутствии визиря своего Джафара и меченосца Масрура, как вдруг Масрур разразился взрывом смеха. Халиф взглянул на него, нахмурив брови, и сказал ему:

— Над чем же это ты так смеешься? Безумие это или насмешка? Масрур ответил:

— Нет, клянусь Аллахом, о эмир правоверных, клянусь тебе родством, которое связывает тебя с пророком, что если я смеюсь, то вовсе не вследствие одной из этих причин, а просто потому, что мне вспомнились остроты некоего Ибн аль-Араби, вокруг которого толпились вчера на Тигре, чтобы слышать, что он говорит!

Халиф сказал:

— В таком случае ступай скорей за этим Ибн аль-Араби. Быть может, ему удастся немного облегчить стеснение груди моей!

Он тотчас бросился искать остроумного Ибн аль-Араби и, встретив его, сказал:

— Я говорил о тебе халифу, и он послал меня за тобой, чтобы ты рассмешил его.

Тот ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

Масрур прибавил тогда:

— Да! Я сведу тебя к халифу, но только, конечно, с условием, что ты отдашь мне три четверти того, что пожалует тебе халиф в вознаграждение.

Ибн аль-Араби сказал:

— Это чересчур много. Я отдам тебе две трети за твое посредничество. Этого достаточно.

Масрур, для вида еще немного поторговавшись, согласился на этот уговор и отвел его к халифу.

Как только он вошел, аль-Рашид сказал ему:

— Говорят, что ты знаешь весьма забавные остроты. Ну-ка, высыпай их! Но только знай, что если тебе не удастся рассмешить меня, то тебя ждут палочные удары!

Угроза эта имела следствием то, что совершенно сковала ум Ибн аль-Араби, который не смог придумать ничего, кроме самых избитых фраз, произведших самое пагубное действие, ибо аль-Рашид, вместо того чтобы рассмеяться, почувствовал, что раздражение его растет, и наконец воскликнул:

— Пусть ему отсчитают сто палочных ударов по пяткам, чтобы отвлечь к конечностям кровь, отягощающую мозг его!

И его тотчас схватили, и разложили и стали отсчитывать палочные удары по пяткам. Но вдруг, когда число их перешло за тридцать, он воскликнул:

— Теперь пусть наградят этим Масрура, которому по заключенному между нами договору приходятся остальные две трети!

Тогда сторожа по знаку халифа схватили Масрура, разложили его и дали и ему отведать вкус палочных ударов по пяткам. Но после первых же ударов Масрур воскликнул:

— Клянусь Аллахом! Я согласен удовольствоваться одной третью или даже четвертью, а все остальное уступаю ему!

При этих словах халиф до того расхохотался, что повалился навзничь и велел дать по тысяче динариев обоим наказанным.

Затем Шахерезада пожелала в эту же ночь рассказать еще следующий случай:

УЧИТЕЛЬ

Однажды некий человек, ремесло которого состояло в том, чтобы бродяжничать и жить за счет других, задумал, несмотря на то что не умел ни читать, ни писать, сделаться учителем, полагая, что это единственное ремесло, которое даст ему возможность зарабатывать деньги, ничего не делая. Ибо известно, что можно быть школьным учителем, не имея никакого понятия о правилах и основных началах языка, для этого нужно только быть достаточно изворотливым, чтобы заставить других поверить, что являешься сам большим знатоком грамматики, а все знают, что ученый-грамматик бывает обыкновенно незначительным человеком, с умом ограниченным, мелочным, плоским, неразвитым и немощным.

Итак, наш бродяга вздумал быть школьным учителем и для этого должен был только увеличить число складок и пышность своего тюрбана, а также открыть в конце одного из переулков залу, которую он украсил доской и другими подобными вещами и где стал поджидать учеников.

При виде столь внушительного тюрбана жители этого района ни на минуту не усомнились в учености своего соседа и поспешили послать к нему детей своих.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и с присущей ей скромностью умолкла.