Тысяча и одна ночь. В 12 томах

А когда наступила

ТРИСТА ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

она продолжила:

Заметив столь внушительный тюрбан, жители этого района поспешили послать к нему детей своих.

Но он, не умея ни читать, ни писать, придумал удивительно остроумный способ, чтобы выйти из затруднения. Способ этот состоял в том, чтобы заставлять детей, немножко умеющих уже читать и писать, учить тех, которые еще ничего не знали, в то время как он делал вид, что наблюдает за этим, одобряет или порицает. Таким образом, школа стала процветать, и дела учителя приняли превосходный оборот.

Однажды, в то время как он держал в руке свою трость и бросал ужасающие взгляды на несчастных малюток, замиравших от страха, в комнату вошла женщина с письмом в руке и направилась к учителю, чтобы попросить его прочитать ей письмо, как это в обычае у женщин, не умеющих читать. При виде ее учитель, не зная, как избежать подобной проверки, внезапно поднялся и поспешно направился к выходу. Но женщина остановила его, умоляя прочесть ей письмо, прежде чем она уйдет. Он ответил:

— Я не могу больше ждать, муэдзин уже возвестил о полуденной молитве, и мне нужно отправиться в мечеть.

Но женщина не хотела отпустить его и сказала:

— Ради Аллаха, Который да пребудет над тобой! Письмо это пришло от моего супруга, который уже пять лет в отсутствии, и ты один во всем околотке можешь прочесть его мне. — И она заставила его взять письмо.

Тогда школьный учитель волей-неволей был вынужден взять это письмо; он держал его вверх ногами и, находясь в крайнем смущении, принялся хмурить брови, глядя на написанное, хлопал себя по лбу, сдвигал свой тюрбан и обливался потом от напряжения.

При виде этого бедная женщина подумала: «Нет более сомнения! Если учитель так волнуется, то, значит, он прочитал дурные вести! О, несчастье! Супруг мой, наверное, умер».

Затем, полная тревоги, она спросила учителя:

— Умоляю тебя, не скрывай от меня ничего! Он умер?

Вместо ответа он неопределенно покачал головой и продолжал хранить молчание.

Тогда она воскликнула:

— О, несчастье на мою голову! Должна ли я разодрать одежды свои?

Он ответил:

— Раздирай.

Она, взволнованная до крайних пределов, спросила:

— Должна ли я бить и царапать ногтями лицо свое?

Он ответил:

— Бей и царапай.

При этих словах несчастная женщина, обезумев, бросилась вон из школы и понеслась в дом свой, который наполнила скорбными воплями.

Тогда все соседки сбежались к ней и принялись утешать ее, но напрасно. В это время вошел один из родственников несчастной, увидел письмо и, прочитав его, сказал женщине:

— Но кто же мог возвестить тебе о смерти супруга твоего? Ничего подобного нет в этом письме. Вот его содержание: «После приветствий и пожеланий, о дочь моего дяди, я по-прежнему пребываю в полном здравии и надеюсь быть подле тебя недели через две. Но вперед посылаю тебе в доказательство моего расположения кусок тонкого полотна, завернутый в одеяло. Уассалам!»

Тогда женщина взяла письмо и вернулась в школу, чтобы упрекнуть учителя в том, что он ввел ее в заблуждение. Она нашла его сидящим у дверей и сказала ему:

— И не стыдно тебе так обманывать бедную женщину и возвещать ей о смерти супруга, тогда как в письме написано, что супруг мой собирается скоро вернуться и что он посылает мне заранее полотно и одеяло?

В ответ на это учитель сказал:

— Конечно, ты, бедная женщина, вправе упрекать меня в этом. Но прости мне, ибо в ту минуту, когда письмо это было у меня в руках, я был весьма озабочен и, прочитав его наспех и кое-как, подумал, что полотно и одеяло это присылают тебе из вещей супруга твоего лишь как память.

Затем Шахерезада сказала:

НАДПИСЬ НА СОРОЧКЕ

Рассказывают, что аль-Амин, брат халифа аль-Мамуна, отправившись однажды в гости к дяде своему аль-Махди, обратил внимание свое на одну невольницу выдающейся красоты, которая играла на лютне; и он сразу же влюбился в нее. Но аль-Махди скоро заметил, какое впечатление произвела эта невольница на его племянника, и, желая сделать ему приятный подарок, дождавшись его ухода, послал к нему невольницу, украшенную драгоценностями и богатыми одеждами. Но аль-Амин справедливо полагал, что его дядя уже вкусил от этого фрукта и присылает его ему уже подвядшим, поскольку он знал, что дядя его чрезмерно любит недозрелые плоды. И потому он не захотел принять эту невольницу и отослал ее обратно с письмом, где говорил, что яблоко, от которого уже вкусил садовник раньше, чем оно созрело, не может казаться сладким устам покупателя. Тогда аль-Махди велел совершенно раздеть девушку, дал ей в руки лютню и вновь послал ее к аль-Амину в одной шелковой сорочке, на которой красовалась золотыми буквами следующая надпись: «Красота, скрытая под сенью моих складок, неприкосновенна в своей девственной чистоте. Любуясь ее совершенством, ее касался только взгляд».

И, видя прелести невольницы, одетой в эту дивную сорочку, и прочитав надпись, аль-Амин не имел больше оснований противиться и, приняв подарок, почтил его особым своим вниманием.

В эту же ночь Шахерезада сказала еще:

НАДПИСЬ НА КУБКЕ