Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Халиф аль-Мутаваккиль однажды заболел, и врач его Иахиа прописал ему такие чудесные лекарства, что болезнь его исчезла и наступило выздоровление. Тогда со всех сторон посыпались халифу подарки по поводу его выздоровления. И между прочими посылками халиф получил в подарок от Ибн-Хакана юную девственницу, грудь которой превосходила красотой груди всех женщин того времени. Представ перед халифом, девушка преподнесла ему вместе со своей красотой восхитительный хрустальный графин, наполненный самым дорогим вином. В одной руке держала она этот графин, а в другой — золотой кубок, на котором красовалась вырезанная на рубинах надпись…

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ТРИСТА ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,

она продолжила:

Представ перед халифом, в одной руке держала она хрустальный графин, наполненный дорогим вином, а в другой — золотой кубок, на котором красовалась вырезанная на рубинах надпись: «Какой любовный напиток или противоядие, какое лекарство или какой целебный бальзам может сравниться с этой пурпурной влагой, изысканного вкуса, с этим всесильным средством против болезней тела и тоски?!»

Как раз в эту минуту ученый-врач Иахиа находился возле халифа. Прочитав эту надпись, он засмеялся и сказал халифу:

— Клянусь Аллахом, о эмир правоверных, эта девушка и целебный напиток, который она принесла тебе, больше, чем все лекарства в мире, помогут восстановлению сил твоих!

Затем Шахерезада, не останавливаясь, немедленно начала следующую историю:

ХАЛИФ В КОРЗИНЕ

История эта сообщена нам знаменитым певцом Ишахом из Мосула. Он повествует следующее:

— Однажды поздней ночью возвращался я с пира от халифа аль-Мамуна, и поскольку чувствовал себя отягощенным мочой и страдал от этого, то я зашел в неосвещенный переулок и подошел к стене, однако не слишком близко, чтобы избежать попадания брызг, и я с удовольствием присел на корточки и вздохнул с облегчением. Но как только я закончил, я почувствовал, как что-то упало мне на голову в темноте. Я подскочил, по правде говоря, сильно испуганный, схватил этот упавший на меня предмет и, ощупав его со всех сторон, увидел, к величайшему своему изумлению, что это была большая корзина, привязанная за все четыре ушка к веревке, спускавшейся со стены дома, около которого я находился. Я стал ощупывать ее еще и заметил, что внутри она была обита шелком и что там лежали две надушенных подушки.

И вот вследствие того что я выпил в этот вечер несколько больше обыкновенного, опьяненный разум мой стал побуждать меня расположиться в этой корзине, которая как будто предоставлялась мне для отдыха. И я не смог удержаться от искушения и поместился в корзине, которая тотчас же была быстро поднята на террасу, где четыре молодые девушки, не говоря ни слова, вынули меня и, внеся в дом, пригласили следовать за ними. Одна из них пошла впереди, держа в руке светильник, а три остальные, следуя за мной сзади, заставили меня спуститься по мраморной лестнице и войти в залу, которая по великолепию своему могла сравниться разве только с залами во дворце халифа. Я же думал в душе своей: «Меня, видно, принимают за другого, которому было назначено свидание сегодня ночью. Аллах выведет меня из беды».

В то время как я еще находился в недоумении, большой шелковый занавес, скрывавший часть залы, поднялся, и я увидел десять очаровательных молодых девушек с гибким станом с дивной походкой, которые несли в руках одни — светильники, другие — золотые курильницы, в которых курились мирра и алоэ самого высокого качества. Среди них выступала, как луна, отроковица, которой могли бы позавидовать все звезды. Она слегка покачивалась на ходу и так ласково поглядывала исподлобья, что самые тяжелые души захотели бы улететь вслед за нею.

Я же при виде ее вскочил и склонился перед нею до земли. И она посмотрела на меня с улыбкой и сказала мне:

— Добро пожаловать, гость наш!

Затем она села и сказала мне чарующим голосом:

— Отдохни, о господин наш!

И я, уже отрезвленный от опьянения вином, сел, но уже поддаваясь другому, более сильному опьянению.

Тогда она сказала мне:

— Как же случилось, о господин, что ты попал на нашу улицу и влез в корзину?

Я ответил:

— О госпожа моя, только надобность моя справить нужду побудила меня зайти на эту улицу, и только вино заставило меня влезть в корзину; а теперь великодушие твое привело меня в эту залу, где красота твоя заменила в моем мозгу опьянение вином на опьянение очарованием.

Отроковица была, видимо, весьма довольна этим словам и спросила меня:

— Каким ремеслом ты занимаешься?

Я же, конечно, и не подумал сказать ей, что я певец и музыкант халифа, а ответил:

— Я ткач в ткацком ряду в Багдаде.

Она сказала мне:

— Манеры твои изящны и делают честь цеху ткачей. Если с этим ты соединяешь знание поэзии, то нам не придется жалеть, что мы приняли тебя в нашу среду. Знаешь ли ты какие-нибудь стихи?

Я ответил:

— Знаю немного.

Она сказала:

— Прочти нам что-нибудь!

Я ответил: