У моря Русского

— Вспомнил государюшко и про нас. Заступился. Неуж и теперь товары не возвернут?

— Отдадут, — уверил Шомелька. — Слушайте, — что случилось дале. Надо вам сказать, что Никита Чурилов не только мудрый, но и смелый старик. «Ведомо ли кафинцам, — сказал он, — что хан Менгли-Гирей русскому государю шерть на дружбу дал? Вижу — о сем вы не знали. Даже сей дикий народ хочет с Москвой дружбу иметь, а вы, люди торговые, мудрые, с такой обширной и богатой страной думаете жить в ссоре. Я сам торговлю веду и знаю — без выхода на Москву дела наши захиреют. Туркове пролив загородили, Кафа более половины заморских гостей лишилась. Сейчас на Москву дорогу затворяете. С кем тогда торговать-то будете?»

После сих слов консул со своими масарами вышли в другой зал на совет и не возвращались долго. Я, грешным делом, вздремнул малость, их ожидавши, а боярин с Никитой тихо промеж собой разговаривали до самого выхода хозяев. Наконец консул вошел в залу и сказал:

«Передайте вашему государю, что мы с ним отношений портить не хотим. Мы желаем, чтобы они стали более чем прекрасными. Товар купцам мы отдать не можем, ибо он продан, но его стоимость деньгами будет возвращена несколько позднее. Скажите князю Иоану — пусть шлет в Кафу караваны торговые, купцов ничем не обидим. Пожелайте князю от нашего имени доброго здоровья и счастья».

— Ну, а далее разговоры пошли пустяковые, а вскорости боярин да я с Кокосом и совсем вышли. Никита-сурожец остался еще по какому-то своему делу. Вот и все, дорогие мои.

Глава четвертая

НИЗШИЕ И БЕСПРАВНЫЕ

— В каком нам действовать порядке?

— …Сейчас же созовем народ. Восстанут все. Никто не спорит, что надо истребить тиранов.

Лопе де Вега. «Овечий источник»

В ТАВЕРНЕ «МУЗАРИ»

Набежала туча, обрушила на Кафу плотный, косой дождь и растаяла в небе. Не удержаться дождевой воде на городских холмах — сбегает она мутными ручейками вниз. На улицах ручейки собираются в потоки и с шумом несутся мимо крепости. Прямо под башнями овраг. Принимает он в себя грязно-желтую воду и гонит в море.

Если перейти по мосту, перекинутому через водосток, и повернуть налево, а потом чуть подняться по склону, можно увидеть широкий приземистый дом под красной черепичной крышей. У входа, поскрипывая на железном крюке, качается фонарь. Над ним на ржавых петлях голубая железная вывеска. На ней изображен бычок с непомерно большой головой и с глазами навыкат. Бычок стоит на полусогнутом хвосте и, захватив плавниками кружку, льет ее содержимое в широкий рот. Ниже рублеными готическими буквами намалевано «Музари».

«Музари» — это таверна, приют моряков, рыбаков, а также социев и стипендариев. Если у тебя есть десяток аспров в кармане, то найдешь здесь, кроме еды, все нехитрые утехи простолюдина. Вина здесь много, и оно дешево. В «Музари» можно послушать флейту, виолу и барабан, заказать жареных, вяленых, пареных и копченых бычков. Таверна построена не очень давно. Хозяин ее, Батисто, когда-то служил шкипером на корабле синьора Ачеллино. Днем таверна обычно пуста. Зато вечером она гудит, словно улей.

Когда Ивашка вместе с греком Ионашей зашел сюда вечером, его оглушил шум нестройных пьяных голосов. Хотел он было обратно повернуть, однако Ионаша не пустил.

— Ты интересовался, что в Кафе творится. Так вот посиди здесь один вечер. Я все эти дни слушаю разговоры и уверен, в городе что-то затевается. Садись, слушай. Говорят тут по-разному. Греческий ты разумеешь, а латинскую речь я перескажу. — Ивашка сел, стал оглядываться. За столом, где сидят музариче[66], оживленный разговор. Резко выделяется густой бас. Говорит молодой, здоровенный рыбак. Он размахивает рукой, которая, как кукла, обмотана грязной, окровавленной тряпицей.

— Разве у нас нет силы? — гудит бас. — Сила есть! А хозяин гнет нас, как захочет. Смотрите на эту руку. Наше дело — ловить рыбу, а потрошить и солить я не умею. Но эта чертова акула заставляет нас копаться в рыбьих потрохах за эту же цену. Я полоснул ножом вместо рыбы по руке, в рану попала соль и всякая дрянь… Вчера пришел, показал рану хозяину: «Разве не на твоей грязной фелуке получил я рану? Почему не платишь?» Он злой, как дьявол, говорит: «Я плачу тем, кто ловит рыбу! А ты болтаешься на берегу вторую неделю. Уноси свои подошвы, покудова цел!» Меня взорвало, и я треснул его по шее. Напугался, жирная сволочь, и отдал мне все до последнего аспра. Вот оно как!

— У тебя, Леоне, сила, — произнес узкогрудый рыбак. — А меня бы он задавил своим брюхом.

— Надо всем за одного стоять, — сказал Леоне, — если будем вместе, нам никакой хозяин не страшен. А то пропадем…

— Уж и так пропадаем. Целый день в море, а получаем гроши. У меня дома девять ртов. Когда были сыты — не помним.

Батисто, который, стоя на возвышении, прислушивался к разговору рыбаков, крикнул:

— Эгей, там, на дальних столах! Швартуйтесь сюда!