У стен Москвы

— Лазарев! Ну как у тебя там?.. Что?.. Хорошо, доложу. — Петров положил трубку и, прислушиваясь к затихающему бою, сообщил: — На правом фланге атака отбита.

— Танки появлялись перед ним? — спросил Кожин.

— Нет.

В блиндаж вошел Воронов. Он только что вернулся от члена Военного совета армии, который вызывал его, чтобы назначить начальником политотдела дивизии.

Поставив в угол свой автомат, комиссар вопросительно посмотрел на Светлову:

— Когда его ранило?

— Только что, — ответила Светлова и протянула Воронову руку. На ее ладони лежал крохотный кусочек металла.

— Кость не задета?

— Нет. Только кожу рассекло.

Нина ушла. Комиссар тяжело опустился у стены на землю и вытащил из кармана папиросы. Закурил. Кожин внимательно следил за каждым его движением. Он хорошо знал, зачем комиссара вызывали в армию. Ему очень не хотелось, чтобы Воронов уходил из полка, хотя бы и на выдвижение. Поэтому теперь он молча наблюдал за комиссаром, пытаясь определить, чем кончились переговоры с членом Военного совета.

— Надень шапку, простудишься, — сказал Воронов.

Александр пристально посмотрел ему в глаза.

— Это надо воспринимать как указание нового начальника политотдела?

— Как предложение друга.

— Спасибо, но… ты ответь нам прямо: согласился на выдвижение или…

— С вами выдвинешься…

— Отказался?! — еле сдерживая радость, спросил Кожин.

Воронов не ответил. Все и так было ясно: Иван Антонович оставался в части. Александр не мог себе представить, как бы он управлялся с полком в такое трудное время без этого умного, душевного человека.

Он надел шапку, потом потянулся к пачке «Беломора», которую держал в руках комиссар, взял папиросу и стал ее разминать в своих смуглых, сильных пальцах.

— Ну, что там, в Березовске? — уже успокоившись, спросил он.

— Березовск горит… Даже пройти страшно по улицам.

— Да-а-а… — только и сумел сказать командир. Он хотел еще о чем-то спросить комиссара, но сдержался, боясь, что тот поймет его неправильно. У Александра, несмотря на беспрерывные бои и страшную занятость, все время не выходила из, головы мысль о Наташе. И чем дальше, тем больше он беспокоился о ней. Нет, теперь уже Кожин не мечтал о скорой встрече с ней. Сейчас ему хотелось только одного: чтобы она была подальше от этого города, подальше от опасностей.

— А как тут, все так же? — в свою очередь спросил Воронов.

— Так же… — задумчиво ответил Кожин.

— Только что отбили третью атаку, — не отрывая глаз от карты, сказал Петров.

— Не нравятся мне сегодня их атаки… — неожиданно проговорил Кожин.

Комиссар и начальник штаба не поняли, что этим хотел сказать командир.

— Вот ответьте мне, зачем немцы сегодня навалились на наш левый фланг?

— Как зачем? — спросил Петров.

— А вот так. Ведь там танки пройти не могут. А они атакуют. Зачем? Что им дают эти атаки? — Кожин повернулся к смотровой щели, посмотрел вдаль. — Нет, други мои, я уверен, что главный удар гитлеровцы в запасе держат. Вот увидите.

— Что ты предлагаешь? — спросил Воронов.

— По-моему, надо усилить стык между ополченцами и вторым полком дивизии…

Петров с удивлением смотрел на командира.

— А если гитлеровцы снова ударят по второму батальону? — спросил наконец он.

— Не думаю. Немцы не такие идиоты, чтобы зря губить своих людей, — сказал Александр и схватился за голову, морщась от боли.

Воронов взял карту, на которой был нанесен передний край обороны полка, и еще раз попытался проверить предположение Кожина. Командир был прав. Атаками на левый фланг нашей обороны фашисты хотят обмануть нас, отвлечь наши силы от какого-то другого, более уязвимого участка. Но какого? Куда они нанесут свой очередной удар?

— А почему бы гитлеровцам не ударить в стык между нашим правым соседом и нами, а? — снова проговорил Кожин, повернувшись к товарищам.

Начальник штаба посмотрел на комиссара. По всему было видно, что и он с этой мыслью согласен, но сказать ничего не успел: над передним краем обороны полка послышался гул моторов. Александр, а за ним и Воронов выбежали из блиндажа в ход сообщения.

Немецкие бомбардировщики медленно, волна за волной летели в сторону Москвы. Тяжелый гул, словно прессом, давил на людей, заставляя сжиматься, втягивать голову в плечи.

— Опять на Москву пошли… — сокрушенно проговорил Воронов.

И всем, кто видел эту армаду самолетов в своем небе, было так обидно, так больно. Больно потому, что они ничего не могли сделать, чтобы задержать этих воздушных пиратов, не пропустить к столице. Единственный зенитный дивизион, направив вверх длинные стволы своих орудий, бил по самолетам врага, но никак не мог сломать их строй и приостановить движение.

— Неужели прорвутся?.. — с тревогой выдохнул Кожин.

И хотя он знал, что Москва на своих ближних подступах опоясана десятками зенитных батарей, что над столицей постоянно барражируют наши истребители, а все-таки было страшно за нее. А вдруг… вдруг фашистам удастся проскочить к городу?..

Кожин видел, как побледнело лицо комиссара, который глядел вслед удаляющимся бомбардировщикам.

— Смотри, комиссар! — воскликнул Александр. Воронов обернулся и снова услышал гул приближающихся самолетов.