У врага за пазухой (СИ)

— Я планировал завести рыбку. — С улыбкой раздумываю, как бы получше задрапировать Киру. — Не представлял, что начну с таких больших.

Нормальных идей нет, поэтому набрасываю ей на лицо угол пледа и подхватываю это чудо на руки.

— Я не инвалид. Не нужно.

Для загибающейся от переохлаждения возмущается она бодро. Поставить бы Гюльчатай на ноги и шлепком по попе направить в нужную сторону.

— С твоей скоростью я сам успею замерзнуть. К тому же... — Подкидываю выше.

— Что к тому же? — Она тянет вверх край пледа.

— У нас конспирация. — Убираю ее руки и натягиваю маскировку до самого подбородка.

***

Даже не представляю, что заставляет Киру замолчать, — слова о конспирации или крепкая хватка, — но до квартиры в пледе ни движений, ни звуков. Решаю было, что она, как обычно, уснула, однако, стоит запереть дверь, красавица оживает.

— Можно в душ? — Она до побелевших костяшек сжимает плед и шарахается от меня как от прокаженного.

— Не держу! — Дико хочется пойти следом. Еле сдерживаюсь. — Возьми на полке мочалку. Она новая. Хорошенько разотри кожу.

— Обязательно.

Дойдя до ванной комнаты, Кира на миг оборачивается, закусывает губу. Она словно хочет что-то сказать и не решается.

— Иди!

Только сейчас, под ее взглядом, осознаю, что тоже промок. Внешне мы одинаково мокрые. Разница лишь в том, что Кире холодно, а мне — жарко как возле печки.

— Я... постараюсь недолго. — Она все медлит.

— Быстро ты не согреешься.

Не нужно этого делать... Умом и той штукой, которая называется «интуиция», я понимаю, что даже приближаться к ней нельзя. Но иду.

— Спасибо, что ты приехал...

Точно ненормальная. То сторонится меня, то будто ждет. Не женщина, а маятник.

— Если ты сейчас же не войдешь в ванную, я войду туда с тобой. И греться мы будем вместе. Очень активно.

— Я никогда так не пугалась. — Плед падает на пол.

Это ни черта не предложение. Самая примитивная попытка сбежать от страха. Универсальное лекарство от всех бед.

Возможно, кто-то другой на моем месте отказался бы, но я ни хрена не благородный олень.

— Я тебя предупреждал.

Подхватываю Киру на руки и несу мимо бесполезной мажорной ванны в просторную, идеальную для двоих душевую.

Глава 27

Глава 27

Кира

Я схожу с ума.

Нужно избегать этого мужчину, но не могу. Нужно оттолкнуть его и закрыть дверь, но сама ловлю губами горячие губы и задыхаюсь от жадного поцелуя.

Это не «хочется» — это «надо».

Именно его, такого большого, сильного и грубого.

Именно сейчас, срочно, без разговоров и прелюдий.

Дико хочется списать все на аффект, адреналин или шок... Солгать себе не получается.

Несколько минут под дождем в страхе за маму словно выпотрошили весь мозг. Нет ни мыслей, ни сомнений, ни страхов. Остались только заледеневшая оболочка и потребность...

...облизывать язык Ярослава, сосать, как самый вкусный леденец в мире.

...трогать под рубашкой твердый пресс. Обжигаясь, кончиками пальцев изучать кубики, литые мышцы и кривой шрам.

...вдыхать терпкий, немного мускусный аромат тела и питерского дождя.

Я никогда не была зависимой от запахов. Всю жизнь делила мужчин на тех, с кем можно находиться рядом без противогаза, и тех, кого нужно мыть... желательно с «Фейри». А Вольский...

Он пахнет как наркотик.

Веду носом вдоль шеи и чувствую, что вязну во всех этих нотах. Забываюсь. Член Ярослава все еще в штанах, но с каждым вдохом я ощущаю, как заполняюсь этим мужчиной. Пропитываюсь насквозь. До поджимающихся пальцев и аритмии. До мучительной тяжести между ног и непривычной легкости за ребрами.

— Сейчас будет тепло. Сейчас будет очень тепло и ты согреешься.

Вольский вносит меня за стеклянную перегородку душевой, ставит на пол и открывает воду.

— А-а! — вскрикиваю, когда на нас обрушиваются ледяные капли.

Всем телом я вжимаюсь в Ярослава и уже через несколько секунд начинаю постанывать от горячих струй.

— Если я прямо сейчас не доберусь до твоих пуговиц, порву одежду к хренам. — Хриплый шепот выносит из черепушки остатки сознания.

— У меня их много.

Ненавижу свою рубашку. Не хочу и на секунду отлипать от этой груди. Кажется, я околею без ее жара.

— Ты как специально для меня собиралась. — Ярослав кусает за мочку.

— Рви. — Не могу больше терпеть.

— Умница. — Он с облегчением выдыхает.

Широкие ладони, поглаживая, спускаются к бедрам, и через секунду раздается тихий треск.

Вначале Вольский рвет на мне рубашку, потом зверски разбирается с бюстгальтером. А после одним движением сдирает брюки и самые обычные, не предназначенные для мужских глаз трусы.

— Так гораздо лучше.

Ладони шарят везде! Быстро мажут по плечам, скользят по спине, стискивают попу. Не останавливаются ни на секунду.

— Такая тонкая. Как девочка.

— У этой девочки было два мужа и между ними... всякое.

Не знаю, для кого я это говорю. Вряд ли для Ярослава. Наверное, для себя: напоминаю, что опытная и не нужно так шизеть от грубой мужской ласки.

— Лузеры.

Ягодицы обжигает легкий шлепок.

— Ты не такой? — Мысленно обещаю поквитаться.

— Мы проверим.

От опасной плотоядной улыбки сердце ухает в пятки.

— Самоуверенный.