У врат царства

Карено (следует за ней). Я только хотел снять волос.

Элина. Ах, Боже мой, оставь же. (Смахивает сама, садится и шьет.)

Карено. Тебе нравятся двубортные сюртуки, Элина? Мой однобортный, но он мне больше нравится.

Элина. Ты сегодня совсем не работаешь, Ивар?

Карено. Нет. Сегодня маленькая задержка. Мне ничего не хочется, только болтать с тобой. Этого со мной никогда еще не случалось; болтать — все равно о чем. Но сегодня ночью я, вероятно, снова примусь за работу… Впрочем, если ты хочешь, я могу попробовать, пойду в сад и попробую. (Идет к двери на веранду.) Почему ты не хотела, чтобы я снял волос с твоего платья, Элина?

Элина (невольно улыбается). Ты все еще об этом думаешь?

Карено (также улыбается). Да. Я хотел знать, мой ли это волос?

Элина.

По всей вероятности.

Карено. Но он был светлее моих.

Элина. Значит, мой.

Карено. Нет, он был темнее твоих.

Элина (настораживается и нервно чистит себя).

Карено. Он был русый. (Смотрит на нее.) Так, как у Ингеборг.

Элина (быстро). Значит, это волос Ингеборг.

Карено. Да, может быть.

Элина.

Можно подумать, что мы дети. Мы без конца толкуем о волосе Ингеборг.

Карено (задушевно). Милая Элина, я тебя люблю; мне хочется говорить с тобой, — найти, о чем бы я мог говорить с тобой. Но за последние дни ты так изменилась, и это наводит меня на разные мысли. Я не верил, что это волос Ингеборг. Но если ты говоришь, значит, это ее. Но я думал совсем другое.

Слышен стук садовой калитки.

Элина. Но зачем об этом думать? Попробуй поработать в саду.

Карено. Почему ты это говоришь?

Элина. Почему я это говорю?

Карено. Ты ждешь кого-нибудь?

Элина. Ты ведь услышишь стук калитки, если кто-нибудь придет?

Карено.

Мне показалось, что она стукнула.

Элина. Тогда подожди и посмотри, кто это.

Карено (искренно). О, нет, Элина, я этого не сделаю. Я вовсе не для того здесь. Я пойду в сад и попробую работать. Я всего лучше чувствую себя за работой.

Отворяет дверь на веранду.

Ингеборг (входит со свертком и письмом, которые отдает Карено). Вот, пожалуйста. (Уходит.)

Карено. Это мне? От издателя. (Вскрывает письмо и читает. Элина наблюдает за ним.) Так. Отказ. (Подносит руку ко лбу.) Ответ от издателя. А это — рукопись. Он присылает ее обратно. (Закусывает губу и несколько раз кивает головой.)

Элина. Что он пишет?

Карено. Отказывает. А здесь моя книга. Надпись: «При сем рукопись». Он не может ее издать, — пишет он. Профессор Гюллинг прочел и сказал, что ее надо основательно переделать. (Протягивает ей письмо и начинает бродить по комнате.)

Элина

(прочтя письмо). Ну, вот видишь!

Карено. Он ясно говорит, что профессор Гюллинг не рекомендует издание этой рукописи без основательной переделки.

Элина. Да, я вижу.

Карено (берет письмо). «При сем рукопись», — пишет он. Как будто я намазал драму или кучу стихов. (Бросает письмо на стол и ходит.) Хорошо, попытаюсь в Германии.

Элина. А думаешь, что и там не придется переделать?

Карено. Нет. Я покупаю перчатки по своей мерке. Профессор Гюллинг не имеет там никакого значения. Мы живем в эпоху свободы личности, и я — я… Это и есть то письмо, которого я так ждал. Ну, вот оно и пришло. Да.

Элина (встает и осматривает красное платье).

Карено. Готово?

Элина. Да. Остается только выгладить.