У всякой драмы свой финал

— Их лица я не запоминаю. А вот тех, с кем я сплю, ты хорошо знаешь! — и отвернулась.

Дорчаков усмехнулся, помолчал. Но когда они подошли к двери ее гримерной, взял за плечо и повернул к себе лицом. Внимательно глянул в глаза, сказал:

— Ох, не уверен, Ева, очень не уверен. Не думаю, что ты ограничиваешься только мной, Думилёвой и Ватюшковым. А ведь я кроме нас троих больше ни о ком не ведаю. Неужели всего только трое? С твоим-то темпераментом и умением. Ой, не верю.

Ева вспыхнула, уши покраснели, однако она тут же взяла себя в руки и вылила из горла приятным голосом:

— А разве тут еще есть выбор? Больше и нет никого. Ты всем кислород перекрыл. Если б мог, то и Евгению с Андреем под каблук загнал бы. Но не можешь. Не можешь. Зато уже глаз положил на Ольгу Корозову. Тебе что, актрис мало? Ты же, как кот среди кошек, целым гаремом наложниц обзавелся. А все равно на сторону глядишь. Тянет тебя туда, как магнитом. Кстати, полицейский сообщил, что Корозову тоже похитили, как и моего поклонника, — сказала она, смотря на Дорчакова испытующим взглядом, хотела увидеть его реакцию на новость.

Антон распахнул глаза и задал короткий бессмысленный вопрос, на который не ждал ответа:

— Кто похитил? — спросил удивленно.

Нарлинская восприняла вопрос, как издевательство, и колко хмыкнула:

— Может быть, даже ты!

— Боже, сколько дури в твоей голове! — отшатнулся Антон.

Ева то ли с некоторым опасением, то ли с некоторой досадой отозвалась:

— Ведь ты не успокоишься, пока Ольга не окажется в твоей постели.

Рука Дорчакова снова обхватила ее плечи, а его голос тихо покатился ей в уши:

— Мне не нравится, как ты сегодня говоришь и смотришь на меня, — он мягкими пальцами прошелся вдоль ее красивой спины, погладил ниже и оттолкнул от себя.

Ева юркнула в дверь гримерной, а он смотрел на дверное полотно долгим холодным взглядом. Нарлинская все еще притягивала его, но Ольгу сейчас он хотел больше.

Этим же вечером о похищении жены Корозова Ева сообщила Думилёвой и Ватюшкову. Каждый из них воспринял новость по-своему.

Евгения не изменилась в лице, и было невозможно понять, как новость отозвалась в ее голове.

Андрей тоже как будто пропустил новость мимо ушей, с очарованием смотрел на Еву и ни о ком больше не хотел слышать. Между тем, через некоторое время, как бы очнувшись и вспомнив об этой вести, уверенно и определенно выдал Еве:

— В этом замешан кто-то из наших друзей, моя красавица. Они между собой, похоже, перегрызлись. Ты обрати внимание, как они стали смотреть друг на друга. Того гляди, удавят один другого! Кто-то из них похитил ее для себя, чтобы не досталась сопернику. Я их знаю, как облупленных. С нашими друзьями надо постоянно быть настороже. Они в любую секунду из заклятых друзей могут стать завзятыми недругами. Всегда держи ушки на макушке. У меня глаз наметанный, моя красавица.

Ева пожала плечами, не стала утверждать обратного, и не дала ему повода, чтобы он подумал, что она согласилась с ним.

Дорчаков, как обычно вычурно одетый, был на репетиции новой пьесы, когда в зале появился Ватюшков в синей рубахе с короткими рукавами, которые казались маловатыми для его округлых бицепсов. Андрей тихонько прошел вперед ближе к сцене, сел за спиной у Антона, наблюдавшего, как молодой режиссер старательно объяснял актеру, что эту сцену в пьесе надо сыграть иначе.

Однако актер тоже был молодым и никак не мог преодолеть в себе собственного видения роли. Ему казалось, что режиссер требует что-то запредельное, что создаваемый им образ не должен быть таким.

Дорчаков слушал, слушал и, наконец, не выдержал, подал голос:

— Да что ты мучаешь его? — обратился к режиссеру. — Выйди на сцену и покажи, как ты видишь этот фрагмент?

Режиссер выбежал на сцену и трижды показал, как надо сыграть, после чего актер все хорошо повторил.

Антон глубоко вздохнул, прижался к спинке заскрипевшего кресла и почувствовал, как ему в затылок кто-то настойчиво сопит. Недовольно обернулся:

— А, это ты, Андрюха? Чего пыхтишь, как будто в гору бежишь и тащишь груженую хламом телегу? Что-нибудь надо? — неторопливо протянул через плечо свою руку для пожатия.

Андрей сжал протянутую руку, чувствуя, как она выскальзывала из его жесткой широкой ладони, и чем больше сдавливал ее, тем все меньше ее оставалось в его пятерне. Разжал ладонь, проследил, как рука Дорчакова плавно уползла, и шепнул:

— Надо кое-что обсудить, Антоша.

Антон через плечо вполоборота смотря одним глазом на Андрея, а другим поглядывая на сцену, рассеянно спросил:

— У тебя проблемы?

Ватюшков негромко, чтобы слышно было только одному Дорчакову, кашлянул и сильно сощурился, так щурятся обычно люди, которые имеют плохое зрение, но упорно не носят очки, произнес:

— У меня — нет. А вот у Корозова появились.

Антон сразу сильно обернулся, вывернул тело жгутом, поймал взглядом глаза Андрея:

— Пошли, поговорим! — поднялся из кресла и по проходу двинулся к выходу. Ватюшков потопал следом.