Побросав на диван футболку и шорты, заменявшие мне пижаму, я постаралась одеться как можно быстрее. Быстрее – это значит брюки, а не юбка. Обычно я старалась ходить на работу в юбке – так мне казалось более официально. Но сегодня искать новые колготки, точно купленные неделю назад в новом супермаркете, времени не было. А вот брюки висели на вешалке рядом с юбкой. Не раздумывая долго, я стянула брюки, которые довольно неплохо смотрелись с темно-серым пиджаком и симпатичным светлым топом. Проверила бумаги в портфеле, плиту – на кухне, и побежала на работу.
Я ворвалась в кабинет за три минуты до начала рабочего дня. Наташи, секретаря, ещё не было.
Увидев меня, Нина Ивановна оторвалась от созерцания часов и недовольно скривилась.
–Ты хотя бы раз опаздывала? – поинтересовалась она.
– Сегодня, – кивнула я. – Почти.
– Почти не считается.
Я задумалась.
– А это так важно?
Судья кивнула.
– Я всегда опаздываю. Коломейцева всегда опаздывает. А ты нет. У меня развивается комплекс неполноценности.
Я осторожно хихикнула.
– Нина Ивановна, хотите, завтра опоздаю на час.
– Нет, это не то, – отмахнулась Михайловникова. – Вот если бы ты по-настоящему опоздала…
Она вздохнула, и я с ней.
– У тебя что, часы в голове?
– Какие часы?
– Которые позволяют тебе не опаздывать? – продолжала хмуриться Нина Ивановна.
– Может вам сменить помощника?– осторожно заметила я.
– Ну уж нет, – покачала головой Нина Ивановна. – Я теперь всем хвастаю, что мой помощник обучалась в Сорбонне. Ты ведь и правду там училась?
–Только два года, – протянула я, мысленно обдумывая новые способы пыток, которые следует применить к Матвееву. Если бы не его длинный язык….
Мысли о Матвееве тут же напомнили мне о вчерашнем визите другого моего однокашника.
– Нина Ивановна, – попытала я удачу, – а что слышно о деле главного прокурора?
– А! – судья, кажется, смаковала это дело. Я знала, что Михальникова не берёт взяток. Делает вид, что не боится угроз (хотя очень боится) и совершенно не избегает сложных дел. Интересно, что она думает о нашем милом прокуроре. В отличие от меня, её он не подставлял, и потому, мнение Нины Ивановны было для меня куда более объективным и ценным.
– Знаешь, – подумав, сказала судья. – Не могу тебе ничего сказать. Дело явно очень запутанное.
– То есть? – насторожилась я. – Прокурора подставили?
– Скорее всего, – кивнула Михальникова. – Но вот что интересно: на деньгах, которые, как он говорит, ему подкинули, имеются его отпечатки.
– То есть он что, действительно взял деньги? – удивилась я.
Михальникова пожала плечами.
– Слухами земля полнится. Так вот, то, что слышала я: нашего прокурора в тот день почти не было на работе. То есть он приехал часа на два – как раз к задержанию.
– Не очень поняла, это говорит в пользу его алиби или наоборот подозрения?
– А сама не знаю, – весело улыбнулась Нина Ивановна. – Потому и говорю, что дело запутанное. Хорошо, что не нам с тобой им заниматься, а то бы все головы сломали…
Вздохнув, я принялась за работу.
Минут через сорок в кабинет забежала румяная и веселая секретарь.
– Я отхватила себе потрясающее платье, – объявила она с порога. Нина Ивановна молча подняла глаза.
–Могла бы придумать причину поуважительней, – строго заявила судья, хотя все понимали, что её тон – явное притворство.
– А ещё я в маленькую кондитерскую забежала, – расцветала Наташка обаятельной улыбкой. – Нина Ивановна, ваших любимых эклеров купила к чаю.
– Это взятка, – заметила я, оторвавшись от папки с делом. – И я готова свидетельствовать об этом в суде.
–В нашем суде? – удивилась Наташа.
– В любом, – кивнула я.
– Придётся делиться, – обратилась к судье Коломейцева. Нина Ивановна тяжело вздохнула.
– Придётся. Ладно, девочки, давайте ещё полчасика – и перерыв. Согласны?
По дороге домой я решила хотя бы вечер не думать о главном прокуроре, Шимове и Курьянове. В наушниках звучал Андреа Бочелли, и я несколько раз прокручивала запись « Time to say goodbye».
Зря. Не очень хороший выбор музыки для девицы, чей парень успешно проверял на ней боеспособность своего огнестрельного оружия. Конечно, я была виновата. Предательница, шпионка – как угодно. Я заслужила каждую пулю, которая в меня попала.
Я старалась всё забыть, но разве такое забудешь? Разве можно забыть любимого человека, которого ты обязан предать, потому что он преступник? И разве можно забыть его, холоднокровно расстреливающего твою плоть.
Не знаю, что больше мучило меня: собственное предательство или такое хладнокровное спокойствие Шимова. Я ведь не рассчитывала, что он предложит мне сесть за стол переговоров? Вроде нет. Я всё-таки не глупая и не наивная девочка.