Убийство на Аппиевой дороге

— Ни один из видевших убийство и то, что случилось потом, ничего не говорил о Марке Антонии.

— Вот видишь. Значит, Антоний ни причём.

— Возможно.

— В конце концов, папа. Антоний храбрый солдат и мой добрый друг. Я не намерен спокойно слушать, как его называют убийцей.

— Никто его пока убийцей не называл.

— Но ты считаешь, что он вполне может им быть.

Как это сказал обо мне Цицерон? «Осторожничающий, собирающий доказательства по крохам, избегающий любых утверждений, пока все доказательства не будут у него на руках». Будем оправдывать репутацию.

— Спроси меня сейчас Фульвия, я не смогу с полной уверенностью утверждать, что доказал обратное.

— А давай спросим у него самого.

— Что?

— У него спросим.

— Вот так вот просто возьмём и спросим?

— Ну да. А что тут такого? Антоний не простак; но скрытным его никак не назовёшь. Он прямодушный, хитрить и скрытничать не умеет совершенно. Душа нараспашку. Пошли.

— Куда?

— К Антонию, куда же ещё. Он на вилле живёт. Вход с той стороны.

И не медля больше, Метон направился к вилле.

— Но, Метон, это же чистой воды безумие! — тщетно взывал я, следуя за ним вместе с Эко. — Что, по-твоему, я должен ему сказать? «Здравствуй, Антоний. Помнишь меня? Я отец Метона. И кстати, раз уж мы свиделись: не приложил ли ты часом руку к убийству Публия Клодия?»

— Ну, я думаю, ты не столь прямолинеен.

— А если он надумает выхватить меч и устроит нам хорошую пробежку, не хуже, чем Клодию тогда на Марсовом поле?

— Ты же слышал, что болтали в палатке: Антоний малость потяжелел от всех этих званых обедов в Риме. Так что, вполне возможно, он тебя и не догонит. Вот мы и пришли.

Здесь тоже у входа стоял охранник. Я уповал на то, что Антоний окажется слишком занят и не сможет нас принять; но, заслышав голос Метона, помощник Цезаря тотчас высунул голову из-за занавесей.

— Метон! — весело сказал он, расплывшись в широкой улыбке. — Ты уже обедал?

— Я уже проглотил свою дневную порцию пойла, если ты об этом.

— Всё равно, присоединяйся. Мне тут удалось кое-что стащить из общего котла. А кто с тобой? А, вижу: твой брат. И твой отец — знаменитый Сыщик.

— Знаменитый? — переспросил я, вместе с Эко проходя за Метоном за занавесь.

— Ну, или пресловутый. Как тебе больше нравится. Садитесь. Маний, ступай, займись там чем-нибудь. — Антоний махнул рукой секретарю, который тотчас же собрал таблички, стило и вышел. — Вина? Ну да; о чём я спрашиваю. Я знаю, как ты пьёшь, Метон — неразбавленное. Метон вроде меня: вода не на пользу его желудку. А вам, Гордиан, Эко?

— Мне побольше воды и поменьше вина, — сказал я. — Я довольно долго пил одну лишь воду и теперь боюсь захмелеть с непривычки. Кроме того, — добавил я тихонько, — мне, возможно, скоро придётся побегать.

— Мне то же самое, — сказал Эко.

Сказать по правде, вид у Антония был внушительный. Даже грозный. Мощный, как борец, с мускулистой шеей и широкой, выпуклой, как бочонок, грудью. Он напоминал сложением Милона, только был повыше и помоложе. Я помнил, что он года на четыре-пять старше Метона — значит, теперь ему должно быть лет тридцать или тридцать один. В профиль, из-за кустистых бровей и расплющенного носа, Антоний выглядел настоящим громилой; но стоило посмотреть ему в лицо, и впечатление начисто сглаживалось благодаря открытому, приветливому взгляду, нежному очертанию рта и округлости щёк. Говоря словами Бетесды, он был приятно красив. Такая красота завоёвывает любовь женщин и безотчётное доверие мужчин. Мой сын Антонию явно доверял.

— А когда вы приехали? — Взгляд Антония был открытым и честным. Помощник Цезаря никак не походил на коварного, расчётливого убийцу — или на человека, способного схватить людей и держать их в яме, если уж на то пошло.

— Только вчера.

Антоний кивнул, потом вдруг нахмурился.

— Погоди, вы что, приехали с Цицероном?

— С ним. Но мы повстречались уже в дороге, случайно, в одном дне пути отсюда, и дальше поехали вместе.

— Это хорошо. Значит, ты никак не связан с его миссией к Цезарю?

— Не имею к ней ни малейшего отношения.

— Мой папа и Эко прибыли сюда по совсем другому делу, — заявил Метон.

— По какому? — поинтересовался Антоний.

— Они хотят допросить тебя.

— Метон! — в негодовании воскликнул я. В самом деле, это уж было слишком.

— Меня? — Антоний сузил глаза. — Это что, насчёт той дочери Птолемея в Египте? Клянусь, я её и пальцем не тронул! — И оба, Антоний и Метон, расхохотались. Как видно, то была их давняя излюбленная шутка.

— Нет, — сказал Метон, — тут совсем другое. Это в связи с…