Убийство на Аппиевой дороге

— Папа! — скривилась Диана.

— Недуги бывают не только телесные. Афиняне привержены к искусству; без него они делаются раздражительными и страдают несварением желудка. Александрийцы живут ради торговли — они продали бы дыхание девственницы, если бы сумели закупорить его в сосуд. Про парфян говорят, что они помешаны на чистокровных скакунах, и род идёт войной на род, чтобы отбить племенного жеребца. А недуг римлян — политика, и рано или поздно им заражается каждый. В наше время он не минует даже женщин. Болезнь эта подкрадывается исподволь, и лекарства от неё нет. Разные люди болеют по-разному: некоторые переносят её тяжело, некоторые совершенно не замечают. Одного она калечит на всю жизнь, другого убивает, а третий наоборот, делается здоровее и сильнее.

— Так это хорошо или плохо?

— Это наша жизнь, Диана. Жизнь Рима. А хорошо это для Рима или плохо, полезно или вредно — я не знаю. Политика помогла нам покорить мир. Но последнее время я начинаю задумываться: а не она ли нас погубит? — Я снова взглянул на Форум, но уже не как Юпитер с горы Ида, а как Плутон на царство мёртвых.

Диана откинулась назад и легла на черепицу, глядя в небо. Голова её покоилась на густых чёрных, как вороново крыло, волосах, как на подушке. В тёмных глазах отражались огоньки звёзд.

— Мне нравится, когда ты разговариваешь со мной так, папа.

— Как «так»?

— Как с Метоном, пока он не ушёл на войну. — Она повернулась на бок и, опершись на локоть, взглянула мне в лицо. — Думаешь, будет что-то ужасное?

— Думаю, люди Клодия и его близкие считают, что самое ужасное уже произошло.

— Я имею в виду для нас. Нам что-то угрожает?

— Пока я могу что-то сделать, с нами всё будет хорошо. — Я коснулся её лица, погладил по волосам.

— Но становится всё хуже и хуже — ведь так вы с Эко всегда говорите, когда рассуждаете о политике? А теперь, когда Клодия убили, курию сожгли, стало совсем плохо. Думаешь, может что-то случиться?

— Что-нибудь всегда может случиться — где-нибудь, с кем-нибудь. Единственное, что тут можно сделать — молить Фортуну о милости и надеяться, что она внемлет твоим мольбам. И завидев политика, сразу же сворачивать в другую сторону.

— Я серьёзно, папа. Может случиться так, что всё рухнет — для нас, для всех?

Что я мог ей ответить? В памяти всплыла сцена из времён молодости: бесчисленные ряды насаженных на пики голов на Форуме. Враги диктатора Суллы, молчаливые свидетели его победы. Власти поклялись, что впредь такое не повторится. С тех пор прошло тридцать лет.

— Я не могу видеть будущего.

— Но ты знаешь прошлое и потому понимаешь, что случилось между Клодием и Милоном. Объясни мне. Если я тоже пойму, мне не будет так страшно.

— Хорошо. Только начать придётся издалека — с Цезаря и Помпея. Ты ведь знаешь, кто это такие?

— Конечно. Гай Юлий Цезарь командует армией, в которой служит Метон. Он величайший полководец со времён самого Александра Великого.

Я улыбнулся.

— Так говорит Метон. Думаю, Помпей с ним бы не согласился.

— Помпей уничтожил пиратов и завоевал Восток.

— Да, — кивнул я, — и назвал себя Магн — Великий. Совсем как Александр. Как я сейчас сказал, порой, когда два человека хотят одного и того же…

— Ты хочешь сказать, что и Цезарь, и Помпей оба хотят быть Александром Великим?

— Да, пожалуй, можно и так сказать. А двух Александров Великих быть не может. Мир для этого слишком тесен.

— Но разве оба они не служат сенату и народу Рима?

— Формально да. Свои должности и позволение набирать армию они получили от сената и войны вели именем сената. Но иногда слуги становятся сильнее хозяев. Пока что спасение республики состоит в том, чтобы два полководца сдерживали друг друга — ни один из них не может стать сильнее другого из опасения, что тот воспротивится. Кроме того, было ещё одно обстоятельство, которое гарантировало равновесие.

— Что Помпей женился на дочери Цезаря?

— Да, на Юлии. Думаю, они и правда любили друг друга. И этот брак примирил соперников. Для такого патриция, как Цезарь, узы родства — это всё. К тому же в своё время соперников было трое. Был ещё и Марк Красс.

— Тот, чьим рабом когда-то был Метон? Это ведь Красс разбил восставших рабов, которыми командовал Спартак, да?

— Верно. Но при всём при том он не был блестящим полководцем. Зато сумел нажить огромное состояние. Стал самым богатым человеком в мире. Красс, Цезарь и Помпей заключили союз, который назвали триумвират. На какое-то время это помогло. Стол, у которого три ножки, устойчив.

— Но стол, у которого две ножки…

— Рано или поздно упадёт. Красс погиб на востоке, в Парфии прошлой весной. Он возомнил себя равным Александру Великому и пытался доказать это всему миру, завоевав те самые земли, которые в своё время завоевал Александр. Конница парфян разбила его наголову. Они убили его самого, его сына, и сорок тысяч римских солдат вместе с ними. Парфяне отрубили Крассу голову и поднесли своему царю. Так что один сдерживающий фактор долой.

— И из троих осталось двое.