Убийство на Аппиевой дороге

Я, в свою очередь, выглянул в глазок и увидел человека среднего роста и чуть постарше средних лет. У него было открытое, красивое лицо, губы красивой формы, греческий нос и тёмные вьющие волосы, слегка тронутые сединой у висков. Гордая осанка, которую, пожалуй, можно было даже назвать надменной, выдавала учёного человека, философа. Молодой, по-мальчишески наивный раб, впервые появившийся на пороге моего дома тридцать лет назад, превратился в солидного человека, исполненного чувства собственного достоинства.

Давно же мы не встречались лицом к лицу. Вернее, видел-то я его как раз довольно часто, но всегда лишь издалека — как вчера, когда они с Цицероном наблюдали с крыши, что творится на Форуме. Он был последним, чьего появления я мог ожидать в своём доме.

Закрыв глазок, я жестом велел Белбо снять засов.

— Тирон!

— Гордиан! — он склонил голову и улыбнулся. За его спиной стояли телохранители. Я насчитал десятерых. Многовато — ведь дом Цицерона буквально в двух шагах. С другой стороны, в эти дни любой вышедший из дома Цицерона рисковал быть разорванным в клочья.

Сделав телохранителям знак оставаться снаружи, Тирон шагнул в дом. Белбо закрыл за ним дверь. Я провёл Тирона в свой кабинет и предложил стул у жаровни, поближе к теплу; но Тирон не стал садиться. Вместо этого он двинулся по кабинету, рассматривая свитки в углублениях стен и висящую напротив окна картину, изображающую сад.

— Вижу, Гордиан, жаловаться на судьбу тебе не приходится.

— Что верно, то верно.

— Я помню твой прежний, запущенный дом на Эсквилине, и сад, весь заросший сорняком.

— Теперь там живёт мой сын Эко. Дом и сад ты бы не узнал: жена Эко навела там идеальный порядок.

— Как летит время! Подумать только, у тебя уже взрослый сын, живущий своим домом.

— Да у меня уже и внуки есть.

— Да, я слышал, что ты уже дедушка.

— Где же ты, интересно, мог это слышать?

Лёгкая улыбка тронула его губы.

— Ты сильно удивишься, если я скажу, что в доме Цицерона о тебе говорят время от времени?

— Если что-то хорошее — да, удивлюсь. Особенно после суда над Марком Целием.

— Зря ты так, Гордиан. Цицерон на тебя зла не держит. Он не злопамятен.

— Да неужели.

— Конечно, он безжалостен к личным врагам и врагам республики; но ты ведь ни тот и ни другой. Цицерону порой трудно тебя понять; но он прекрасно знает, что ты человек порядочный и достойный, пусть даже вы с ним иногда расходитесь во мнении. Порядочный и достойный, — повторил он с ударением. — Как и сам Цицерон. И если между вами иной раз бывают разногласия, то это потому, что одни и те же вещи вы видите в разном свете. Достойные люди не могут во всём соглашаться.

Я сдержал вздох. Тирон всегда был предан Цицерону душой и телом. Доказывать верному секретарю, что как адвокат его господин начисто лишён совести; что ему наплевать на правду, если только правда эта ему не на руку; напоминать обо всех, погубленных им в интересах «лучших людей» было бы пустой тратой времени. Лучше перевести разговор на другой предмет.

— Почему ты не сядешь? И сними свой плащ, Белбо повесит его в передней. Тебе же в нём жарко.

— Да, я сяду. Последнее время я стал быстро уставать. И плащ, пожалуй, можно снять. Здесь тепло. Приходится следить за тем, чтобы не простудиться.

Я едва слушал, потому что когда Тирон скинул тяжёлый зимний плащ, увидел на нём вместо туники, которую надлежит носить рабу, римскую тогу. Тирон был одет, как римский гражданин! Я глянул на его руку. Конечно же. На пальце темнело железное кольцо — такое же, как у меня.

— Тирон! Когда это случилось?

— Что? — Тирон проследил за моим взглядом. — А, это. — Он пошевелил пальцами, словно ещё не успел привыкнуть к кольцу. — Перемена статуса. В моём случае простая формальность. Я служу тому же человеку, выполняю ту же работу. Само собой, теперь я могу владеть имуществом…

— Тирон, ты больше не раб! Ты свободный человек!

— Да, свободный. — Он выглядел почти смущённым.

— Много же Цицерону понадобилось времени. Мы ведь говорили об этом в самый первый день, помнишь?

— Не припомню. — На щеках его проступил слабый румянец, и лишь тут я заметил, как же он бледен.

— Тирон, что ты сейчас говорил — насчёт того, что стал быстро уставать и должен следить, чтобы не простудиться? С тобой всё в порядке?

— Да. — Перехватив мой недоверчивый взгляд, он признался. — Я был болен, но это было в прошлом году. Тяжело болен, по правде сказать. Вообще, у меня были проблемы со здоровьем последние несколько лет. — Он слабо улыбнулся. — Думаю, потому Цицерон и дал мне свободу. В прошлом году, когда я болел. Испугался, что если не сделает этого сейчас, то потом может быть слишком поздно. Но теперь мне уже лучше. Хотелось бы идти на поправку быстрее, но по крайней мере, я уже хожу без палки. Врачи говорят, что всё будет в порядке.