Убийство по-римски

На этот раз пауза затянулась до неловкости. Майор Суит как будто воспользовался возможностью малость вздремнуть. Он закрыл глаза, опустил подбородок, и вскоре рот его приоткрылся.

И наконец Кеннет громко сказал:

— Нет. Он не пришел.

— «Пришел»? Стало быть, вы его ждали?

— Нет, не ждал. С чего это вы решили, что ждал? Я его не ждал и не видел. — Пачка из-под сигарет выпала из его рук. — Что это? — спросил он.

Аллейн вынул из кармана сложенный носовой платок. Теперь он развернул его и показал скомканную блестящую голубую бумажку.

— Вы узнаете это? — спросил он.

— Нет!

Аллейн нагнулся за сигаретной пачкой, поднял ее и бросил на письменный стол.

— Вчера в «Логове Тони» мне дали две коробочки, завернутые в такую же бумагу.

— Боюсь, — чуть слышно проговорил Кеннет, — мой единственный комментарий: ну и что, дорогой суперинтендант Аллейн?

— В одной из них было восемь таблеток героина. В каждой, по-видимому, одна шестая часть грана. В другой — такое же количество кокаина в порошке. Мне было сказано, что это товар самого мистера Мейлера.

Ван дер Вегели выразили яростное возмущение сначала на своем языке, а потом по-английски.

— Вы не бросили эту бумажку за статую Аполлона, мистер Дорн?

— Нет. Боже! — воскликнул Кеннет. — Что это все за чертовщина? На какую муру вы хотите меня купить? Хорошо, допустим, это была обертка от героина и кокаина. А сколько людей каждый день проходят через Сан-как-его-там? А как насчет той старой женщины? Она с таким же успехом могла продавать его. Кому угодно. Какого дьявола вешать это все на меня?

— Кеннет, милый, не надо. Прошу. Не надо!

— В частности, потому, — ответил Аллейн, — что вы до того времени выказывали симптомы абстиненции, когда же вы появились в митрейоне, у вас их больше не было.

— Неправда.

— Не будем дискутировать. Если потребуется, мы можем снять отпечатки пальцев. — Он указал на бумагу и на пустую сигаретную пачку. — Так или иначе, вчера вечером вы совершенно откровенно рассказали мне про свои опыты с наркотиками. Вы сказали, что к этому приучил вас Мейлер. Зачем сейчас поднимать шум?

— Я не знал, что вы такой.

— Глупыш, я не собираюсь здесь, в Риме, сажать вас в тюрьму за наркотики. Я просто хочу знать, встречались ли вы с Мейлером у статуи Аполлона на среднем уровне Сан-Томмазо, и если да, то с какой целью?

— Кеннет, не надо!

— Тетя, не встревайте! Я уже сказал ему — нет, нет, нет!

— Очень хорошо. Продолжайте. Вы вернулись, чтобы сфотографировать Аполлона, обнаружили, что в вашем аппарате кончилась пленка, спустились на нижний уровень и присоединились к нам в митрейоне. На каком этапе вы зарядили в камеру новую пленку?

— Не помню.

— Где старая пленка?

— Господи, да у меня в кармане. В моем номере.

— Вы также не встречали майора Суита, хотя он, вероятно, шел вниз впереди вас?

— Нет.

— Майор, вы проходили мимо Аполлона на пути вниз?

— Полагаю, да. Не могу сказать, что точно помню. Должно быть.

— Не обязательно. Старую церковь среднего уровня окружают аркады. Если на этом уровне вы повернете направо, а не налево, вы придете к лестнице кратчайшим путем, а не тем, где Аполлон.

— Я мог повернуть направо, но я этого не сделал.

— Странно! — сказал Аллейн. — И никто из вас не видел, не слышал и не чуял Мейлера и Виолетту?

Молчание.

— За исключением леди Брейсли, все мы сошли в митрейон и пробыли в нем, полагаю, не меньше пятнадцати минут, пока барон с баронессой и мистер Дорн сделали фотографии, а мистер Грант читал нам. Затем мы разными путями поднялись наверх. Мистер Дорн, вы вышли первым через главный ход.

— Всегда-то вы правы. Я пошел кратчайшим путем и по дороге никого не встретил и ничего не слышал, и я нашел тетю во внутреннем дворике.

— Совершенно верно. Я шел вместе с бароном и баронессой. Мы вышли из митрейона через дверь за фигурой бога, дважды повернули вправо, прошли под аркадой, если ее можно так называть, мимо колодца и саркофага и, наконец, пришли к винтовой лестнице. — Он обратился к Ван дер Вегелям: — Вы подтверждаете?

— Конечно, — сказала баронесса. — Именно этим путем. Остановившись разок осмотреть… — Она умолкла, взволнованная, и положила руки на руку мужа. Дрожащим голосом она заговорила с ним на своем языке. Он склонился над ней, заботливый, обеспокоенный, взял ее руки в свои ладони и нежно сказал:

— Дорогая моя, мы же должны говорить по-английски. Позволь, я объясню. — Он обратился к Аллейну. — Моя жена взволнована и огорчена, — сказал он. — Она вспомнила, и вы наверняка помните, мистер Аллейн, — ах, нет! Вы уже повернули в коридор. Но моя жена сфотографировала саркофаг.

— Подумать об этом так ужасно! — пожаловалась баронесса. — Только представьте! Эта несчастная женщина — ее тело — оно могло быть — нет, Геррит, это ужасно.

— Наоборот, баронесса, — сказал Аллейн. — Это может оказаться величайшей помощью следствию. Конечно, мы понимаем, как это вам неприятно…

— Неприятно!

— Ну, чудовищно, ужасно, как хотите. Но ваша фотография может, по крайней мере, показать, на месте ли была крышка саркофага в тот момент.

— Она была на месте. Вы сами должны были видеть…