Убийство по Шекспиру

— В чем заключается твоя разумность? — после длинной паузы спросила Карина.

— Не объяснил. Лишь намекнул, чтобы я внимательно ловила каждое слово Юлиана Швеца, а потом докладывала ему.

— Угу, значит, Сеня затеял интригу против Юлика. Два паука в одной банке не уживутся. Но ведь Подсолнух вроде бы дружит с Юликом.

— И я так думала. Карина Глебовна, что же мне делать? Я не сыпала яд, клянусь.

Карина пристально, прищурив глаза, изучала Аннушку. Внешность обманчива, о, как обманчива. Эта девочка не постеснялась однажды пойти на подлость, связавшись с Виталиком. В сущности, всякое случается, сама по себе связь возможна, раз уж их переклинило, но не в тот момент, когда Ленку замучили суды и гонения. Анна попросту успешно добивала ее. В этом и была подлость, по мнению Карины. Но отравительница… не убедительно.

— Что же мне делать? — повторила Анна, глядя на нее с надеждой.

— Рассказать все следователю.

— Нет! — отрицательно замотала головой Анна. — Я стану подозреваемой. Нет!

— Это глупо. Надо рассказать, там не дураки работают.

— Пожалуйста, умоляю вас, не говорите. Я боюсь.

— Анна, подумай, во что это может вылиться. Тебя еще кто-нибудь мог заметить у стола, ты такой вариант не проворачивала?

— Но я тоже видела! — воскликнула отчаянно Анна.

— И что же ты видела? — заинтересованно прищурилась Карина.

— В антракте на сцене никого не было, а я не пошла в гримерку, потому что не могла находиться там с Еленой Ушаковой. Вы, наверное, не поверите, но… мне было стыдно… В общем, я стояла за задником, вернее, сидела на батарее. Вдруг услышала осторожные шаги, выглянула из-за задника. Швец остановился у стола. Что он там делал, я не заметила, но… он увидел меня, испугался или смутился — не знаю, пробормотал что-то под нос и ушел со сцены через выход, который ведет в зрительный зал.

— Так… Интересно. Ты хоть понимаешь, что у Юлика более веский мотив убить Ушакова? Если только представить Виталика рядом с Мессалиной, где будет Юлик?

— А Лену? Зачем ему убивать и ее?

— А ведь такая мысль у меня сегодня уже мелькала, — Карина говорила как бы сама с собой. Следующая фраза предназначалась Анне: — Ты должна все рассказать следователю. И как можно быстрее.

— Нет, — уже менее категорично сказала Аннушка.

— Аня, — впервые за их долгую беседу Карина обратилась к ней мягко, — в театре убили троих человек. Ты вдумайся в это слово: убили! Убийцу следует искать среди тех, кто работает в театре, кто подходил к столу…

— Вы думаете, это Швец? — пролепетала девушка, задрожав. До нее постепенно доходило, что Юлик захочет убрать свидетельницу.

— Я не могу называть кого-то конкретно. Но даже тебя нельзя исключить… Поэтому, если ты не виновата, иди к следователю. Анна, не следователя бойся…

— Хорошо, я подумаю. Карина Глебовна, вы не могли бы дать мне денег на похороны? В театре собирают, но этого будет мало. А я отдам. Не сразу, в течение года.

— Иди и думай, о чем я тебя предупредила, — встала Карина. — А похороны… Давай сделаем так. Я сегодня же переговорю в клубе, надеюсь убедить всех и собрать деньги. А ты все счета принеси мне. Прикинь, сколько будет людей, закажи поминки в кафе. И этот счет принесешь. А теперь иди.

— Спасибо, — поблагодарила Аннушка. — Огромное вам спасибо… Я никогда не забуду… До свидания…

Карина осталась одна. Сумерки заполнили кабинет, а она думала, курила. Значит, двое точно подходили к столу, а Подсолнух шантажировал Анну. Подсолнух определенно имеет свой интерес в этой смертельной истории. А вот какой — неизвестно.

— Нет, я с такой загадкой не справлюсь. Если Анна в ближайшие дни не пойдет к следователю, я сама расскажу… как же его? Степан! Да, расскажу Степану.

2

Под покровом темноты из двенадцатиэтажки вышли довольная Яна, недовольный Степа и сонный Костя, который, вдохнув свежего воздуха, томно застонал. Сели в машину к Толику. Заречный бросил сверток Косте и приказал:

— Переодевайся.

Развернув сверток, Костя ахнул:

— В это?!! Да эти шмотки воняют, как… как…

— На чердаке валялись, — сказал Толик. — Заплесневели малость.

— Надевай, — буркнул Степа.

Костя брезгливо напялил на себя старую рубашку, драный свитер, брюки в каких-то разводах. Сверху надел пальто с каракулевым воротником, в довершение взгромоздил шапку-ушанку из меха неизвестного животного. Наотрез отказался снять носки и надеть ботинки на босые ноги. Когда Костя оповестил, что готов, Яна, взглянув на него, залилась смехом.

— Нет, чего смеешься, Янка? — недоумевал Толик. — Это вещи моего отца, а пальто носил дедушка. Главное, оно теплое, с настоящим каракулем. Тебе хорошо в нем будет, Костик.

— Спасибо, — огрызнулся тот, рассматривая себя в зеркало. — Меня в таком виде свои же и загребут. А если узнают, в дурдом сдадут.

— Не переживай, в таком виде тебя никто не узнает, — успокоил его Степа. — Гони, Толян, к металлургическому заводу, забросим Костю.

Остановились у мусорных баков возле завода. Степа повернулся к Луценко: