Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!

– И вы ей подыгрывали?

Ормерин скорчил выразительную гримасу:

– А почему бы и нет? Ведь она так и лезла на всех. Поездка достаточно долгая, а в привлекательности Соне не откажешь. Впрочем, в конце концов я уснул.

– Она не рассказывала, как провела время в Лондоне?

– Отчего же, рассказывала. Остановилась она у подруги – не то хористки, не то танцовщицы в театре «Челси». Вечером в пятницу они вместе отправились в театр – Соня посмотрела там спектакль «Быстрее ветра» с участием подружки. В субботу она смоталась на какую-то вечеринку в Путни, где напилась в сосиску. Оттуда какой-то парень, потрезвее, чем она, отвез ее к подружке. Как же ее звали… Tiens![73] Вспомнил – Бобби! Бобби О’Доуни. Вот так, значит. А больше я ничего не помню. Мы сидели, держась за руки, а потом я уснул.

– Больше ничего полезного для нас припомнить не можете?

– Чего – полезного? Нет, навряд ли. Разве вот что. Она сказала, чтобы я не слишком удивлялся, если вскоре услышу еще об одной помолвке.

– Чьей именно?

– Она не уточняла. Напустила на себя загадочный вид и стала, как бы сказать… игривой, что ли. Впрочем, почему-то у меня сложилось впечатление, что речь шла о Гарсии.

– Понятно. Она, случайно, не говорила, знает ли, когда уехал Гарсия?

– Как же, говорила! – воскликнул Ормерин после секундного замешательства. – Да, совершенно точно. Я как раз уже задремал. Она сказала, что Гарсия отправится в путешествие в субботу утром, а через неделю появится и начнет работать в Лондоне.

– Она не говорила, где находится склад, который ему предоставили под мастерскую?

– Наоборот, она сама меня об этом спрашивала. Сказала примерно следующее: «Не понимаю, зачем он делает из этого тайну». Потом рассмеялась и добавила: «Впрочем, чего еще ждать от Гарсии? Придется смириться». При этом у Сони был такой вид, словно она имеет на Гарсию какое-то право. Хотя, возможно, мне это показалось. Трудно сказать. Порой, наоборот, женщина начинает вести себя так, когда мужчина от нее ускользает.

– А вы сами что думаете о Соне Глюк, мистер Ормерин?

Проницательные черные глаза француза заблестели, тонкие губы растянулись.

– Соня была личностью, мистер Аллейн. Gamine[74], которая сначала проникает в студию, а потом быстрехонько втирается кому-нибудь в душу. Смазливенькая, это вы и сами заметили. Характер трудный. Мы терпели ее капризы и чудачества только ради ее роскошной фигуры, которую она порой, будучи в хорошем настроении, дозволяла нам рисовать.

– Вам тоже приходилось с ней несладко?

– Не то слово – невыносимо! Она ни минуты не могла оставаться в одной позе. Нервы у меня расшатаны, и в такой обстановке я творить не могу. Я даже принял решение, что покину класс мисс Трой.

– Вот как! Неужели дошло до этого?

– Да, представьте себе. Не случись этого несчастья, я бы уже поговорил с мисс Трой. С болью в сердце – ведь я восхищаюсь мастерством Трой. Вы даже не представляете, как она мне помогает. В ее студии каждый чувствует себя как дома. Но у меня такая слабая нервная система, что я целиком нахожусь в ее власти. Если бы Трой избавилась от Сони, я бы, безусловно, вернулся.

– Теперь, надеюсь, вы останетесь?

– Не знаю. – Ормерин беспокойно поежился в кресле. Аллейн заметил, что уголок рта француза подергивается. Словно перехватив взгляд инспектора, Ормерин прикрыл губы ладонью. Его тонкие длинные пальцы навеки пропитались никотином.

– Не знаю, – повторил он. – Рана от случившегося утром еще слишком свежа. Я слишком bouleverse[75]. Я сбит с толку, не знаю, как поступить. Компания мне по душе – даже этот шумный и неловкий австралиец. Я с ними лажу, но беда в том, что я никогда больше не смогу кинуть взгляд в сторону подиума, чтобы не увидеть там Соню в луже крови. Она умерла с удивленным выражением на лице. Да еще этот окровавленный кинжал…

– Вы ведь первым его увидели, да?

– Да. Как только ее приподняли. – Ормерин устремил на Аллейна грустный взгляд.

– Мне казалось, что тело должно было прикрывать его.

– Да, но я стоял на коленях. Только поэтому я и увидел кинжал. Давайте только не будем больше это обсуждать. Увиденного мне и так уже по горло хватит.

– Вы ожидали увидеть там кинжал, мистер Ормерин?

Француз вскочил, как вспугнутый зверь. Лицо его стало пепельным, зубы оскалились.

– Что вы сказали? Ожидал! Как я мог этого ожидать? Не подозреваете ли вы, что я… я… подстроил эту мерзопакостную ловушку?

Не ожидавший столь бурной вспышки Найджел, позабыв о своих записях, смотрел на француза разинув рот.

– Поскольку вы помогали проводить эксперимент, – сухо напомнил Аллейн, – вы, разумеется, должны были помнить, откуда торчало лезвие.

Ормерин продолжал жестикулировать, перемежая английские слова с французскими фразочками. Наконец Аллейну удалось его успокоить, и Ормерин снова уселся в кресло.

– Извините меня, – сказал он, вновь прикрывая рот пальцами, испещренными желтоватыми пятнами. – Я сам не свой после случившегося.