Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!

– Черт побери, Бейли, вы раскрыли тайну мистера Малмсли! Я ведь тогда сразу понял, что уже где-то видел его косцов. Господи, что я за дуралей! Да, вот как раз написано: «взято из книги «Три часа счастья герцога Беррийского» Поля де Лимбурга и братьев». Эта книга хранится в Музее Конде в Шантильи. Я полчаса извивался угрем, прежде чем хранитель позволил мне на минутку взять ее в руки. Феноменальное произведение. Н-да, воистину – не было бы счастья, да несчастье помогло.

– А в чем, собственно говоря, дело? – недоуменно осведомился Найджел.

– Фокс знает, – кивнул Аллейн. – Вы ведь помните, Братец Лис?

– Да, теперь я наконец сообразил, – признался Фокс. – Вот, значит, что имела в виду Соня, когда спросила Малмсли насчет его идей.

– Совершенно верно. Ведите же его скорей, старина. Больше мы дражайшему маэстро Седрику Малмсли хорохориться не позволим. Собьем спесь с голубчика. – Аллейн наклонился и аккуратно положил книгу на пол, возле ножки кресла.

– Хоть бы объяснили, в чем дело, Аллейн, – взмолился Найджел. – Из-за чего такой ажиотаж?

– Потерпи немного, Батгейт. А вы, Бейли, молодчина. Классно сработано. Больше ничего не нашли?

– Нет, мистер Аллейн.

– О, вот и наш Фокс!

В открывшуюся дверь первым вошел Малмсли. Аллейну сразу бросились в глаза роскошные нефритовые перстни, украшавшие неестественно мясистые пальцы художника.

– Я вижу, вы все трудитесь, мистер Аллейн, – ухмыльнулся Малмсли.

В ответ Аллейн загадочно улыбнулся и предложил Малмсли сесть. Найджел занял свое место за столом, Бейли остался возле двери, а Фокс молчаливо возвышался у камина, глядя на угасающие угли.

– Меня интересуют ваши передвижения с пятницы до вчерашнего вечера, мистер Малмсли, – с места в карьер начал Аллейн. – Надеюсь, вы окажете нам любезность и расскажете все без утайки.

– Боюсь, по части любезности природа меня обделила, мистер Аллейн. Что же касается передвижений, то я стараюсь двигаться как можно меньше и почему-то всегда выбираю неправильное направление.

– Однако, с вашей точки зрения, Лондон в пятницу днем лежал в правильном направлении.

– В том смысле, что, уехав в Лондон, я отвел от себя подозрения в совершении этого злодеяния?

– Не обязательно, – произнес Аллейн. Малмсли закурил сигарету. – Хотя вы уже рассказали, что отправились в Лондон на шестичасовом автобусе после того, как полдня провели в студии вместе с Гарсией.

– Да, я до смешного болтлив. Должно быть, потому, что нахожу собственную болтовню менее скучной и утомительной, чем чужие разговоры.

– Вам можно позавидовать, – произнес Аллейн.

Малмсли вопросительно вскинул брови.

– Что говорил вам в тот день Гарсия по поводу Пилгрима? – поинтересовался Аллейн.

– Пилгрима? – переспросил Малмсли. – Ах да, он сказал, что в лице Пилгрима Вальма Сиклифф обретет не мужа, а зануду. По его мнению, Вальме скоро надоест любоваться на его хорошенькую физиономию. Я же сказал, что куда скорее ей приестся его добродетельный нрав. Ведь от добродетельных мужей женщины страдают ничуть не меньше, чем от изменников.

«О господи, – подумал Аллейн. – Этот парень, кажется, начитался Оскара Уайлда». А вслух спросил:

– И что тогда?

– Тогда он ответил, что Бейсил Пилгрим не такой уж святоша. Я сказал, что не задумывался об этом. Тогда Гарсия предложил обсудить добродетель Сиклифф, присовокупив, что может про нее «ох как много» порассказать. Меня, признаться, это не прельщало. Я чувствовал, что помолвка Сиклифф с Пилгримом задела его за живое. Гарсия ведь – это ни для кого не секрет – всерьез увлечен ею, поэтому мне было неинтересно слушать, как он поливает ее грязью. Это так же нелепо и скучно, как выслушивать комплименты от человека, который тебя терпеть не может. Словом, я счел за благо сменить пластинку.

– И вы переключились на Соню Глюк?

– Гениальное озарение, инспектор, если бы я уже не сказал вам об этом раньше.

– Это едва ли не единственное из нашей беседы, мистер Малмсли, что я запомнил. По вашим словам, Гарсия спросил вас… – Аллейн сверился с записной книжкой, – не возникало ли у вас когда-нибудь желания убить свою любовницу – просто так, ради острых ощущений. Так?

– Да, – кивнул Малмсли.

– И что вы ответили?

– Я ответил, что никогда не связывал себя с женщиной настолько крепкими узами, чтобы она имела право назвать себя моей любовницей. Видите ли, есть в слове «любовница» нечто угрожающе постоянное. Тем не менее тема эта сама по себе достаточно приятная, и мы некоторое время и впрямь развивали ее. Гарсия подошел к моему мольберту, посмотрел на мой эскиз и сказал: «Нет, овчинка выделки не стоит». Я с ним не согласился, сказав, что, не испытав вкуса убийства, невозможно стать настоящим маэстро. «Ничто так не щекочет нервы, как убийство натурщика», – добавил я, напомнив ему про Микеланджело. Гарсия зловеще расхохотался и вернулся на свое место.

– Как по-вашему, он нормален?

– Нормален? А кого в наши дни, мой дорогой инспектор, можно назвать нормальным?

– Вы, конечно, правы, но все-таки, положа руку на сердце, вы поручились бы за то, что он абсолютно нормален?

– Пожалуй, нет, – ответил Малмсли после некоторого раздумья.