Убийство РАН

– Да, конечно. У меня был научный интерес. Есть там гидраты, они образуются при определенном давлении и температуре. Они похожи на снег. Таких гидратов на земле много, больше, чем обычных нефти и газа. В принципе добывать их и использовать – это серьезная энергетическая проблема. Увидел своими глазами с помощью специальной установочки, как образуются эти гидраты. Первые появились на глубине порядка 80 метров, потом их все больше и больше, а глубже километра они пропадают.

–  Это будущее энергетики?

– Скорее всего, да.

–  Во время выборов президента РАН, как известно, вы были одним из кандидатов. Помню, вы опубликовали свою программу. Вы уступили академику Осипову, но что из своей программы все-таки удалось осуществить?

– За это время в Академии мы осуществили несколько крупных программ. В частности, одна из них связана с РЖД. Другая связана с Минатомом. Удалось объединить оборонные вещи – ну ту же «бомбовую тематику» – фундаментальной наукой, и это позволило получить уникальные результаты. Я отметил бы еще одну работу, связанную с «плазменным кристаллом». Очень давно люди обращали внимание на то, что при определенных режимах плазма ионизируется. Это «экзотика», так как в природе плазма ведет себя беспорядочно, а тут она выстраивается определенным образом, то есть образуется «плазменная жидкость» и «плазменный кристалл». Мы работаем вместе с электронщиками и учеными института Макса Планка на борту Международной Космической станции. Кстати, сейчас, когда мы с вами беседуем, они ведут очередные эксперименты по «плазменному кристаллу». Результаты получаем очень интересные. Хочу отметить и работу академика Велихова по фазовым переходам в плазме. Не буду рассказывать о ней подробно, но, поверьте на слово, – это уровень нобелевского класса. Мы развернули широкие контакты с международным научным сообществом. Сегодня ситуация в науке меняется коренным образом. Считаю, что мы начинаем испытывать дефицит идей, с одной стороны, – я имею в виду большие проекты, которые всех бы заинтересовали, а с другой стороны – у нас сегодня очень острый кадровый вопрос. Мало привлекаем молодых. Это уже не политический вопрос, а жизненный. И он касается судьбы нашей науки.

–  Он главный?

– Нет, главная опасность иная: за последние годы пышным цветом расцвела бюрократия в науке. Это что-то поразительное! Фундаментальная наука всегда отличалась профессионализмом. Ученый формировался «по ступенькам» – научный сотрудник, кандидат наук, доктор. И по этим ступенькам надо было обязательно пройти, прежде чем ты станешь уважаемым человеком в науке – автором книг, хороших работ и так далее. И тогда ваше решение становится важным и решающим. Лучше ученого этого сделать никто не может. Так принято во всем мире. Но у нас все стало совсем по-другому! Вы вынуждены объяснять людям, далеким от научной работы, ваши идеи и предложения. А они соглашаются или нет. Парадокс! Приведу пример. Я как директор института имею порядка восьми миллиардов рублей в год и распоряжаюсь судьбой 1300 человек, но, чтобы купить несколько десятков паяльников по 40 рублей за штуку, должен проводить конкурс, написать пачку бумаг, которые никому никогда не потребуются. В своем портфеле я ношу копию одного документа. Это всего одна страничка, написанная рукой академика Харитона. На ней схема атомной бомбы, и этой странички хватило для того, чтобы развернуть всю промышленность Советского Союза, обеспечить успешную работу ученых, которыми руководил Юлий Борисович. Одна страничка в прошлом и горы бумаги сегодня! Как объяснить, что тогда ученым верили, а сейчас нет?!

–  Может быть, имеет смысл радоваться такой ситуации?

– Что вы имеете в виду?

–  Чиновники всегда чуют, что перспективно, а потому и прилипают сегодня к науке. Это должно нас радовать, значит, на судьбу науки имеет смысл смотреть оптимистично?

– На самом деле такое отношение чиновников тормозит наше движение. Что греха таить, сегодня наши ученые многие препараты, реактивы, а подчас и приборы возят к себе в лаборатории в своих чемоданах, потому что годы уходят на их получение по официальным каналам. Все должно быть иначе. Помню, шли мы Николаем Николаевичем Семеновым, нашим нобелевским лауреатом, по корпусу нового института. Он увидел табличку на двери бухгалтерии: «Прием ученых с 9 до 12». Он пришел просто в ярость. Я никогда его таким не видел. «Вы для кого работаете?!» – прокричал… Ученый должен быть в центре внимания, на него должны все работать, а не он на чиновников… Пирамида перевернута сейчас… Мне нужно написать план. Для меня это не проблема – сяду, напишу. Но зачем? Для кого? Нет ответа…