Убийство в Озерках

— Ну, тогда поживите, ладно. Только у меня, я боюсь, вам неудобно будет. Телевизора у меня нет — третий год как сломался. Вот только радио, и то плохо работает.

— Ничего, бабушка, это не страшно, — хором сказали подруги и довольно переглянулись.

Старушка пригласила их войти посмотреть будущее жилище. Они бросили беглый взгляд на узкую застеленную белым покрывалом металлическую кровать с множеством белоснежных подушек.

— Здесь сплю я, — сказала бабушка, — а вы проходите сюда.

Они вошли в другую комнату, побольше, где посередине стоял стол в окружении четырех стульев, дешевый сервантик с посудой и застеленный цветастым покрывалом диван образца семидесятых.

— А вы здесь будете спать, — сказала старушка, и Нина с тоской подумала о своем уютном «английском» уголке.

* * *

Так Нина, поселившись в Тонином доме, начала с ней «дружить». Однако уже на следующий день ей пришлось убедиться, что Лёля ошибалась в своих прогнозах относительно нее.

Тоня, измученная одиночеством, страшно обрадовалась, когда Нина снова появилась в ее квартире. «Я принесла вам спички, на всякий случай — вдруг сломается зажигалка?» — сказала Нина и сама не заметила, как очутилась на Тониной кухне.

Через десять минут они уже пили чай, и Тоня рассказывала ей о Курске, о школе, о том, как пела в школьной самодеятельности, о матери, о тете Любе, о подружках — так, будто знала Нину много лет. Но говорить про свою московскую жизнь она не хотела. Стоило Нине задать какой-нибудь невинный вопрос о работе, или о том, как ей удалось снять такую хорошую квартиру, или о ее московских знакомствах, как Тоня смущалась, мрачнела и всячески старалась от разговора уйти.

Тогда Нина, которая по-прежнему испытывала чувство неловкости, оттого что выпытывает подробности чужой жизни, старалась чуть-чуть переменить тему и поговорить с Тоней о ее планах на будущее.

— А учиться тебе разве не хочется? — спросила Нина, не заметив, как перешла с ней на ты.

— Очень хочется, — с жаром ответила Тоня, но на вопрос о том, что ей мешает, опять смутилась и ничего не объяснила.

Тогда Нина переменила тактику и стала рассказывать Тоне о себе: о работе на факультете, о студентах, о сессии, которая была в полном разгаре, о факультетском хоре, где они со студентами разучивали английские и американские песни, и Тоня, затаив дыхание, слушала ее рассказы о неведомой и прекрасной жизни. И по-прежнему молчала о своей.

Нина уходила от Тони в начале двенадцатого со смешанным чувством жалости и неудовлетворенности. Жалко было Тоню, потому что Тоня, которая ей нравилась, казалась беспомощной и несчастной, и Нина не только не знала, как ей помочь, но еще и использовала ее, будто Тоня была не живым человеком, а препятствием, чем-то вроде сломанного забора, который надо перешагнуть, чтобы добраться до нужного места.

Неудовлетворенность же объяснялась тем, что время шло, а Тоня, несмотря на все ее усилия, все не заговаривала о единственном интересующем ее предмете, и было совершенно непонятно, как заставить ее это сделать.

Кроме того, Нина все больше и больше убеждалась в том, что, даже если Тоня и расскажет ей о Салтыкове, выяснить какие-либо подробности, касающиеся убийства, ей все равно не удастся, потому что Тоня, как ей казалось, не имела и не могла иметь к убийству ни малейшего отношения.

Было и еще одно обстоятельство, которое ужасно беспокоило ее: в тот день, когда они познакомились, она, растерявшись, назвала ей свое имя и даже отчество, и теперь боялась, что Тоня расскажет о ней Салтыкову и что Салтыков, не дай Бог, поймет, о ком идет речь. К тому же она никак не могла дозвониться Лёле и ужасно беспокоилась, так как не знала, чем кончилась история с Мироновой и не стало ли Салтыкову известно об их «подрывной деятельности». Но Лёлин телефон упорно молчал, и на пятый день, спустившись в свое временное жилище на первом этаже после очередного впустую проведенного у Тони вечера, Нина решила, что завтра сделает последнюю попытку.

— Ты кого-то ждешь? — спросила Нина, когда Тоня на следующий день открыла ей дверь.

— Нет, — ответила Тоня.

— Не стесняйся: если ждешь, так и скажи, — настаивала Нина.

— Да нет, никого я не жду: с чего вы взяли?

— Я вижу, ты принарядилась.

— Не нарядилась, а так… А то я все время в халате.

— А не получится, что кто-нибудь придет без предупреждения? — спросила Нина и пристально посмотрела на нее.

— Нет, — твердо ответила Тоня.

— Ты уверена? Просто получится не очень удобно?..

— Нет-нет, — повторила Тоня, — никто не придет. Он… без звонка никогда не приходит.

Нина затаила дыхание: «Неужели, наконец?..» и с безразличным видом спросила:

— Твой знакомый?

Тоня отвела взгляд в сторону и кивнула.

— Не приходит без звонка? Он такой деликатный человек?

— Дело не в этом, — начала Тоня, но тут же замолчала и покраснела.

— А в чем?

— Ни в чем, — сказала Тоня. — Давайте лучше пить чай.

«Все бесполезно, — думала Нина. — Она никогда о нем не заговорит. Неужели она что-то скрывает?»