«Это мы покупали вместе, в ГУМе, в прошлом году. А это я привезла ей из Парижа к сорокапятилетию. А это… это она, кажется, не любила. А вот костюм, который я когда-то просила ее мне продать. Куда я все это дену? — спрашивала себя Миронова, — и надо ли мне все-таки делать то, ради чего я сюда пришла?»
Она села на край кровати и задумалась. Снизу доносился голос Салтыкова, и ей показалось, что он говорит по-английски. «Наверное, с Брендой, — подумала она, — ну и прононс у него!..» Она встала, вернулась к шкафу и вытащила два костюма, один из которых показался ей незнакомым. «Наверное, недавно купила… Неужели у нее действительно кто-то был?» Предположение казалось невероятным: Люська всегда рассказывала ей о своих приключениях, и Миронова никак не могла себе представить, что в ее жизни появился человек, о котором бы она, лучшая ее подруга, ничего не знала. «Нет, я должна это сделать, должна, — продолжала она уговаривать себя, — мало ли что мне кажется? Жить в неизвестности и терзаться — виноват, не виноват — что может быть хуже?.. К тому же, если я не сделаю этого прямо сейчас, другой случай может уже не представиться». И она открыла сумочку.
— Павел, это то самое кольцо? — спросила она, услышав на лестнице его шаги.
— Какое «то самое»?
Показалось ей или нет, что голос его звучал настороженно?
— Которое было на Люсе?
— Что? — Салтыков вошел в спальню и с ужасом уставился на кольцо, которое Миронова с невинным видом держала в руках. — Где ты это взяла?
— Нет, скажи сначала, это то самое? — спросила она, отступая на шаг. — Да что с тобой?
— Где ты взяла? — повторил Салтыков, не в силах оторвать взгляд от кольца.
— «Где, где» — купила. Что ты так испугался? — она говорила спокойно, делая вид, что не замечает его состояния.
— Ничего я не испугался! — заорал он. — Что значит — купила?
— Господи, Павел, купила — значит купила. В магазине, за четыре тысячи. Хотела спросить тебя, точно такое ли это кольцо, какое было у Люси, вот и все. А ты разорался… — она обиженно поджала губы.
— «Разорался…» — передразнил ее Салтыков: было видно, что он никак не может прийти в себя. — Цацки-то Люськины — в милиции как вещдоки, а я смотрю — не могу понять, что за черт — как здесь кольцо-то очутилось? Конечно, я психанул…
— Ну, извини: я хотела сказать не «то самое», а точно такое, какое было на Люсе. Извини, я же не знала…
— «Не знала»… Ладно, проехали, — проговорил Салтыков, и она отчетливо расслышала, как у него вырвался вздох облегчения.
— Где ты его купил — не помнишь? — спросила она, когда он отвернулся.
— Где купил? — он все еще стоял к ней спиной. — Подожди, надо вспомнить… Зачем тебе?
— Да просто хотела выяснить, не слишком ли много я за него отдала: цены-то везде разные.
Салтыков повернулся.
— Сколько ты заплатила? Четыре тысячи, говоришь? Ну и я столько же.
— A-а, ну хорошо. А где купил?
— Я же сказал — не помню, — ответил он, и в его голосе отчетливо послышалось раздражение.
Когда открылась обитая черным дерматином дверь девяносто второй квартиры, Нина увидела девушку лет восемнадцати, некрасивую, но миловидную, в ситцевом халатике, завязанном на талии матерчатым пояском, и с длинной русой косой на плече.
— Вам кого? — спросила она и посмотрела на Нину испуганными глазами.
Девушка была до такой степени не похожа на «роковую» женщину, которую она себе представляла, что Нина растерялась и чуть не забыла, зачем пришла, и все заранее приготовленные фразы вылетели у нее из головы.
— Простите, пожалуйста, у вас не найдется спичек? — произнесла она первое, что пришло ей в голову.
— Конечно, пожалуйста, проходите, — заторопилась девушка и пригласила ее войти.
Нина последовала за ней в кухню, по дороге рассматривая квартиру, в которой, впрочем, не было ничего примечательного: обои в полосочку, вешалка, овальное зеркало на стене, коврик у входной двери, покрытый аккуратно сложенной вчетверо влажной тряпкой, несколько пар недорогой обуви, среди которой Нина заметила мужские домашние тапочки большого размера. Очень чисто, очень тихо — не было слышно даже радио. В кухне — несколько полок, небольшой холодильник, газовая плита с эмалированным чайником на одной из конфорок, вазочка с конфетами на покрытом цветастой клеенкой столе.
— Только, знаете, спичек у меня нет — у меня вот что, — сказала девушка, и протянула Нине специальную зажигалку для плиты.
— А спичек нет? — переспросила Нина.
— Нет, спичек нет, — виновато ответила девушка, — а вам зачем? Курить? Так прикурите здесь, от плиты.
— Да нет, мне надо зажечь духовку, а спички кончились.
— Так я же говорю, возьмите, — сказала девушка и снова протянула ей зажигалку.
— А как же вы?
— Мне она сейчас все равно не нужна. Берите, берите! А потом, когда будет не нужно, принесете.
Нина взяла у нее зажигалку и почувствовала себя так глупо, как никогда в жизни.
— А вы не курите? — спросила она Тоню, чтобы как можно дольше задержаться у нее.
— Нет, — ответила Тоня и смущенно улыбнулась.
— Как это вам удается? Сейчас все курят: и мужчины, и женщины. (Что я несу?)