Читаем Убийство в теологическом колледже полностью

А потом, ступая ногами в мягких тапочках, начал обходить тело. Он был похож на режиссера, который оценивает точки съемки, пытаясь убедиться, что труп лежит реалистично, а поза приятна с эстетической точки зрения. Дэлглиш теперь более ясно подмечал детали: черная кожаная тапочка с протертым носком слетела с правой ноги Крэмптона, голая ступня теперь казалась очень большой и необычной, а большой палец просто уродливым и каким-то вытянутым. Лица он разглядеть почти не мог, и эта навечно застывшая ступня производила более сильное впечатление, чем полностью обнаженное тело, порождая и жалость, и гнев.

Дэлглиш встретился с Крэмптоном только однажды и испытал лишь легкое недовольство, оказавшись рядом с нежданным и не особо близким по духу гостем. Но сейчас, как всегда на месте убийства, он почувствовал настоящую ярость. И понял, что повторяет смутно знакомые слова, хотя и не мог вспомнить, откуда они: «Не знаю, кто это сделал, я даже и не слыхал о том доныне»[11]. Он разрешит загадку, и когда это произойдет, найдет и доказательства. Он больше не станет закрывать дело, зная личность преступника, зная мотив и способ, но не имея возможности задержать виновного. Груз прошлой неудачи еще довлел над ним. На этот раз он наконец его скинет.

Эйлинг все так же осторожно бродил вокруг, ни разу не оторвав от тела глаз, словно столкнулся с интересным, но необычным объектом и не был уверен, как тот отреагирует на наблюдение. Потом присел возле головы на корточки, принюхался к ране и спросил:

– А это вообще кто?

– Простите, я не подумал, что вам могли не сказать. Архидьякон Крэмптон. Недавно назначенный попечитель колледжа. Прибыл в субботу утром.

– Кому-то он сильно не нравился. Хотя, может, вспугнул грабителя, так что ничего личного… Здесь есть ценности?

– Есть запрестольный образ, только его было бы трудно снять. Да и не похоже, что кто-то пытался. В ризнице хранят серебро. Но оно в сейфе, а сейф не взламывали.

– И подсвечники на месте, – отметил Эйлинг. – Хотя медные… зачем такие красть. Относительно орудия и причины смерти почти нет никаких сомнений. Удар с правой стороны черепа, над ухом, нанесен тяжелым предметом с острым концом. Я не знаю, был ли смертельным первый удар, но с ног он его свалил точно. Затем нападавший ударил снова. Я бы сказал, попахивает безумием.

Он выпрямился, а потом рукой в перчатке поднял неокровавленный подсвечник.

– Тяжелый какой. Тут нужна сила. В принципе, если действовать двумя руками, справились бы и женщина, и старик. Хотя нужно было прицелиться. Убитый ведь не собирался стоять, любезно подставив спину незнакомцу или тому, к кому не испытывал доверия. А как он вообще вошел? Крэмптон, я имею в виду?

Дэлглиш отметил, что судмедэксперт не слишком старается придерживаться своих прямых обязанностей.

– Насколько мне известно, ключа у него не было. Либо его впустил тот, кто уже находился здесь, либо дверь была открыта. Изуродовали картину «Страшный суд». Его могли этим заманить.

– Похоже, это дело рук своих. Что легко и просто сокращает количество ваших подозреваемых. Когда его нашли?

– В пять тридцать. Через четыре минуты я уже был здесь. Судя по виду крови и начавшемуся окоченению лицевой мускулатуры, он умер часов пять назад.

– Я измерю температуру, но сомневаюсь, что смогу сказать более точно. Он скончался около полуночи, может, часом раньше или позже.

– А что вы скажете насчет крови? – поинтересовался Дэлглиш. – Разбрызгивание было сильное?

– После первого удара – нет. Вы же знаете, как бывает с подобными ранами головы. Кровь течет в полость черепа. Но он ведь не остановился после первого раза. А вот после второго и дальше кровь уже потекла. Скорее всего, брызгами, не сильной струей. Все зависит от того, как близко нападавший стоял к жертве. Если он – правша, то правая рука точно будет испачкана кровью, возможно, даже грудь, – сказал патологоанатом, а потом добавил: – Хотя, конечно, он бы это предусмотрел. Мог прийти в рубашке и закатать рукава. Мог надеть футболку, а то и вообще раздеться. Такое бывало.

Дэлглиш не услышал ничего для себя нового и спросил:

– Разве жертве не показалось бы это подозрительным?

– Ему пришлось действовать быстро, – продолжал Эйлинг, не обратив на эту реплику никакого внимания. – Он не мог рассчитывать, что жертва отвернется от него больше чем на секунду, максимум на две. Не слишком много времени, чтобы засучить рукава и выхватить подсвечник оттуда, где он его заранее припрятал.

– И где же это, по-вашему, было?

– За деревянной панелью почетного места? Хотя, наверно, далековато. Почему бы просто не поставить его позади колонны? Ему ведь требовалось спрятать всего один подсвечник. Второй он мог принести и после, из алтаря, и уже потом выстроить эту «живую картину». Мне вот интересно, зачем было так хлопотать? Готов поспорить, что это не знак уважения.

Заметив, что отвечать Дэлглиш не собирается, Эйлинг добавил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Безмолвный пациент
Безмолвный пациент

Жизнь Алисии Беренсон кажется идеальной. Известная художница вышла замуж за востребованного модного фотографа. Она живет в одном из самых привлекательных и дорогих районов Лондона, в роскошном доме с большими окнами, выходящими в парк. Однажды поздним вечером, когда ее муж Габриэль возвращается домой с очередной съемки, Алисия пять раз стреляет ему в лицо. И с тех пор не произносит ни слова.Отказ Алисии говорить или давать какие-либо объяснения будоражит общественное воображение. Тайна делает художницу знаменитой. И в то время как сама она находится на принудительном лечении, цена ее последней работы – автопортрета с единственной надписью по-гречески «АЛКЕСТА» – стремительно растет.Тео Фабер – криминальный психотерапевт. Он долго ждал возможности поработать с Алисией, заставить ее говорить. Но что скрывается за его одержимостью безумной мужеубийцей и к чему приведут все эти психологические эксперименты? Возможно, к истине, которая угрожает поглотить и его самого…

Алекс Михаэлидес

Детективы
Разворот на восток
Разворот на восток

Третий Рейх низвергнут, Советский Союз занял всю территорию Европы – и теперь мощь, выкованная в боях с нацистко-сатанинскими полчищами, разворачивается на восток. Грядет Великий Тихоокеанский Реванш.За два года войны адмирал Ямамото сумел выстроить почти идеальную сферу безопасности на Тихом океане, но со стороны советского Приморья Японская империя абсолютно беззащитна, и советские авиакорпуса смогут бить по Метрополии с пистолетной дистанции. Умные люди в Токио понимаю, что теперь, когда держава Гитлера распалась в прах, против Японии встанет сила неодолимой мощи. Но еще ничего не предрешено, и теперь все зависит от того, какие решения примут император Хирохито и его правая рука, величайший стратег во всей японской истории.В оформлении обложки использован фрагмент репродукции картины из Южно-Сахалинского музея «Справедливость восторжествовала» 1959 год, автор не указан.

Александр Борисович Михайловский , Юлия Викторовна Маркова

Детективы / Самиздат, сетевая литература / Боевики
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне