Дверь была плотно закрыта. Он подошёл ближе. Немецкий? Не может быть! Он распахнул дверь. На месте радиста сидел Роберт Эверетт. От жары в комнатушке он весь раскраснелся, по вискам стекали капли пота. Их взгляды встретились.
По трапу он спустился на палубу. Облокотился на поручни. Совсем скоро Эверетт уже стоял с ним рядом.
– Ты подслушал строго засекреченную радиопередачу, поэтому я вынужден сообщить тебе некоторые сведения – не хочу, чтобы ты превратно истолковал услышанное. Знают об этом очень немногие, поэтому будь с этими сведениями осторожен. Я офицер британской разведки. В мои задачи входит обнаружение вражеских метеостанций на Шпицбергене.
– Разве для этого не достаточно слушать? Вы ведь не должны с ними разговаривать? – Он не спешил сдаваться. Эверетт тоже:
– Я могу доставить тебе серьёзные неприятности, ты ведь понимаешь?
– Можем поговорить с господином Джорджем Фреем. – Ясно было, что подобного разговора Эверетт хочет меньше всего.
Продолжить разговор они не успели – их прервал крик матроса со смотровой бочки. Слов они не разобрали и подошли поближе. Матрос размахивал биноклем.
– Немецкий самолёт идёт во фьорд! Похоже, «хейнкель 111». Доложите командиру корабля.
Глава 26. Погибшие и выжившие
Бомбардировщики шли на небольшой высоте надо льдом, висевшее за ними солнце било в глаза. На часах была почти полночь, но полярное солнце стояло высоко в небе, и было светло, как днём. Не успели они опомниться, как самолёты были уже прямо над ними. Первые бомбы упали в пролом вокруг «Исбьёрна» и на лёд. Страшный грохот прокатился по стальному кораблю. Кочегар в машинном отделении увидел, как брызнула из трещин в обшивке вода. Включился сигнал тревоги, захрипел и застучал двигатель.
– Наверх! – закричал машинист. – Все на палубу! Котёл вот-вот взорвётся!
Нельзя было терять ни минуты. Кочегар полез по ставшему вдруг отвесным трапу. Выбравшись на палубу, он понял, что было не так с трапом. Ютом ледокол был уже под водой, к тому же получил сильный крен. Наверху, в рубке, стоял Свердруп с перекошенным от боли лицом. В открытый иллюминатор он кричал людям на палубе, что ранен и что им надо прыгать на лёд и бежать к земле.
Кочегар услышал свист бомбы, увидел, как она упала и скрылась под водой недалеко от борта, почувствовал, как корабль подбросило в воде. Когда он опомнился, то уже лежал на льду. Люди вокруг бежали прочь от тонущего корабля. А некоторые уже лежали без движения. Кочегар подполз к одному из матросов. Он был без сознания. Кочегар поволок его к земле. Но тут самолёты вернулись.
Гудели самолёты, выли и рвались с цепей собаки, ревел и громыхал двигатель на «Исбьёрне», раненые кричали и звали на помощь. Вокруг «Селиса» тоже рвались бомбы. Кочегар не понимал, что плачет, думал, это на лице кровь, а не слёзы. На самом деле они давно смешались.
Потом всё стихло. Ледокола больше не было, чёрную воду в проломе сплошь покрывали обломки. У ледяной кромки виднелись куски содранной с бортов ледокола краски. В сотне-другой метров от них пылал «Селис», языки пламени и чёрный дым поднимались к голубому безоблачному небу. Кочегару было слышно, как перекрикиваются вдали голоса. Люди сгружали с тюленебойного судна, что могли, искали необходимые для выживания вещи, лекарства и продовольствие. Самые смелые пытались спасти тех, кого пламя не выпускало из кают ниже ватерлинии.
Когда вокруг «Селиса» начали падать бомбы, Эверетт был в рубке. Поначалу он был так потрясён, что даже плохо соображал. Они соврали? «Нуссбаум» дал неверное время для летящих самолётов? Это было сделано с умыслом – понял он. Немцы пытались его убить.
В следующий миг он уже прикидывал, чем нужно запастись, чтобы выжить на берегу. Оружием, едой, спальным мешком и тёплой одеждой. Не забыть документы и шифровки. Как быть с радиоаппаратурой? Нужно обеспечить себе радиосвязь. Но стоит ли рисковать и лезть вниз в каюту за портативной станцией? «Селис» с минуты на минуту потонет. Пожар уже перекинулся с борта на палубу. Скоро огонь доберётся до запасов топлива. Даже не взглянув на шкипера и рулевого, пытающихся удержать судно на плаву, он покинул рубку и отправился вниз.
В трюмном коридоре была почти полная темнота. Слабый жёлтый свет аварийного освещения позволял разглядеть совсем немного. Люди метались в разные стороны, выбегали из кают, поднимали по трапу ящики и мешки, которые сбрасывали на лёд и потом оттаскивали подальше от ледового края. Эверетт расчистил себе путь до каюты, запер дверь и стал лихорадочно собирать походный мешок. Мешок явно был перегружен, он едва мог взвалить его на спину, но в конце концов преодолел трап и выволок мешок на палубу. Какой-то матрос помог ему перебросить ношу через поручни, но тщетно – мешок упал в зазор между бортом и льдом. Вещи утонули.
Эверетта начала бить дрожь. Ни разу в жизни ему не было так страшно.
Он заметил норвежца-шахтёра, стремительно двигавшегося между ящиками с оборудованием, и крикнул ему: