Она была не единственной моей дочерью, которая отлично умела меня избегать. В течение нескольких следующих дней Пчелке удавалось всегда покидать комнату в тот же момент, как я входил в нее. Я видел ее во время еды, но она хранила молчание, тогда как Шун болтала словно курочка, которая только что отложила яйца и хотела оповестить об этом весь двор. После долгих колебаний она решила обосноваться в Фиолетовой комнате, назвав ее Лавандовыми Покоями. Но если у меня и мелькнула мысль, что это освободит меня от ее требований и жалоб, я вскоре отказался от этой идеи. Она находила рисунок на шторах «слишком сложным» и считала выцветшим полог над кроватью. Зеркало было «неровным и слишком маленьким, чтобы его можно было использовать». Канделябр ее не устраивал: она хотела лампы для своего туалетного столика. Я не смел направить ее напрямую к Ревелу, потому что опасался, что он не только выполнит каждое из ее требований, но и расширит их. Серьезное лицо и искрящиеся весельем глаза Риддла убедили меня, что он отлично осведомлен о компромиссе, на который я пошел, отправив его вместе с Шун и кредитным письмом на большой рынок в Лейксенде – в путешествие, в течение которого им придется переночевать в гостинице, что даст мне хотя бы один спокойный вечер. Как только Ревел узнал об этой поездке, он дал мне список необходимых вещей такой длины, что я распорядился, чтобы их сопровождала еще одна повозка с экипажем. Следующей была Тавия, пожаловавшаяся на избитые сковородки и сточенные ножи. Ее список был также добавлен к основному, а затем и я позаботился о некоторых своих вещах, которые следовало заменить. Наконец, они отправились в путь с двумя повозками и экипажами. Риддл не улыбался, когда они уезжали. В отличие от меня. Я подумал, что дополнительные списки подарили мне как минимум один дополнительный день до их возвращения, а возможно, и два.
В дополнение к поручениям Шун и Ревела я дал Риддлу свое собственное. По пути он должен был узнать, нет ли каких-либо новостей о незнакомцах, путешествующих в поисках бледной девушки, похожей на ту, которая посетила нас. Я сказал ему, что мне было очень любопытно, почему она исчезла так внезапно. Я хотел знать, чего она боялась, и следует ли тех, кто ее преследовал, в свою очередь подвергнуть преследованию королевской гвардии. Я знал о том, что Риддл подозревал, что в этой истории было гораздо больше, чем я рассказал ему, и я надеялся, что это только подстегнет его в поиске новостей. И Шун не будет под моей крышей хотя бы несколько дней. Поразительно, облегчение какой степени я почувствовал.
Я не хотел принуждать Пчелку быть рядом со мной. Возможно, после того, что она видела той ночью, ей нужен был перерыв. Но потихоньку, с достаточного расстояния я узнавал для себя, куда она ходила и чем занималась. Много времени она проводила в своем тайном убежище, и вскоре я выяснил, что именно она читает. Я был ошеломлен как своей небрежностью, так и тем, как много она могла узнать обо мне. Что ж, это было моей виной, и я знал, как поступить с этим. Точно как Чейд, когда он выяснил, что я не ограничивался чтением того, что он давал мне. В течение следующих пяти дней я был погружен в работу. Ревел не мог делать все сам. Он отлично распределял задания, подбирал нужных людей, нанимал их и говорил, что нужно сделать. Но он не мог проследить за тем, чтобы работа была выполнена надлежащим образом. Баррич научил меня искусству того, как, прогуливаясь мимо бездельников, одним взглядом заставить их работать, и я без колебаний пользовался этим. Я не претендовал на безупречное знание строительных или плотницких работ, но я мог заметить рабочих, которые только делали вид, что трудились. Помимо этого, удивительно было наблюдать за такими мастерами, как Ант, когда она старательно работала над кладкой кирпичей, и позволять ей работать в своем темпе.