— Можно, почему нельзя, — ответила таможенница и лицо ее наконец-то тронула еле заметная улыбка. Пускай поляки послушают русскую кукушку, — проворчала добродушно.
— Вот и я так подумал, — подыгрывал Рюмин. Места, правда, многовато занимает.
— Где еще лично ваши вещи?
— А вон, в коричневом чемодане, что наверху. Достать?
— Не надо-не надо. — И проводнику? — Пошли дальше, тут и в самом деле порядок.
— Извините, не знаем как вас величают, — крикнул вдогонку Скоркин. — Возьмите от нас в подарок коробочку конфет.
Остановилась. Строго поглядев, сказала:
— А вот подарки как раз и не надо.
— Что я говорил, — толкнул Парамошкина Шлыков. — Правда, представление с комедией?
— Господи, глазам своим не верю…
— Слава Богу, пронесло! — вздохнули все разом. И будто гора с плеч свалилась.
— Это ему спасибо, нашему "командору", — говорил Скоркин, обнимая Рюмина. — Как он это умеет! Век не додумался бы! Ну и голова!..
— Да ничего, в общем-то, сложного, — улыбался Рюмин. — Баба есть баба. Зная психологию, нетрудно догадаться, куда она сунет нос. Что ж, дело сделано.
— По такому случаю можно бы и по соточке пропустить, — неуверенно предложил Скоркин. — Я сейчас на вокзал смотаюсь.
— Зачем на вокзал, все имеется, — заверил Парамошкин, довольный, что пронесло и опасаться теперь нечего. Бутылкой больше, меньше, какая разница! Да и перед Рюминым за недавний ляп надо как-то реабилитироваться.
— Что ж, можно и отметить, — согласился Рюмин. — Хотя к спиртному, вы знаете, я не особенно, да и время отдыха еще не наступило.
— Бог даст, наступит, — сказал Парамошкин.
— Бог-то Бог, да сам, как говорят, не будь плох. Вот поработаем, а потом и попьянствуем.
— А я люблю повеселиться, особенно если выпить да с хорошим закусоном. Это ж милое дело! — воскликнул, потирая ладони, Скоркин.
"Какой же я все-таки лицемер — говорю одно, а думаю другое. И зачем со своей бутылкой полез? — мысленно костерил себя Парамошкин, в то же время старательно разливая водку по стаканам и даже улыбаясь Рюмину. Тот тоже ему улыбался.
А в соседнем купе потрошили сумки пожилого "мента". Слышалось, как он что-то доказывал инспекторше, грозился, что будет жаловаться. Но это на нее не действовало.
Парамошкин и Шлыков вскоре вышли в коридор.
— Ну вот и еще одно полезное дельце провернул наш "командор", — съехидничал Шлыков. — Все довольны и в ладошки хлопают.
— Да уж, — понял намек Парамошкин. — Куда денешься, если в угол загнал.
— Это еще не угол, а проверка на прочность.
— И как это у него любой вопрос с ходу решается. Мы думаем-гадаем, а он раз-два и в дамках.
— У него и не такое получается. Вот помотаешься с нами, сам убедишься. Главное — каким путем все это достается. Согласись, что не здорово, когда режут по живому.
Из соседнего купе вышел весь красный как вареный рак мент. Ни на кого не глядя, пошел с сумкой к выходу.
— Куда это он? — спросил Парамошкин.
— "Куда-куда", вот непонятливый! В камеру хранения вещички сдавать. Инспекторша теперь не успокоится, пока до конца не добьет.
И будто в подтверждение вдогонку "менту" понесся звонкий голос проверяющей:
— Не вздумай что-нибудь оставить — проверю.
— Будь уверен — проверит. Вот это и есть работенка нашего "командора", — повторился Шлыков.
— Ей-Богу. Как-то нехорошо, — поежился Парамошкин. — Это ж можно и нас вот так заложить?
— Почему же нельзя, все можно. Только ему об этом не вздумай сказать. У него память на такие речи аховская.
Инспекторша дождалась "мента" с пустой сумкой и заставила сдать еще бутылку коньяка и несколько банок с икрой, что заметила в оттопыренных карманах куртки. Тот больше спорить не стал, а пошел и сдал. У входа в вагон его встретил Рюмин.
— Да-а, — посочувствовал он, артистично вздыхая. — Кому как повезет. Даже подумать не мог, что вот так можно поступить с работником органов. Люди, можно сказать, одной системы и не понимают друг друга. Странно…
Не дослушав его, пожилой человек пошел в свое купе.
XI
Колеса поезда отстукивали километры по польской земле. По вагонам прошли польские пограничники. Можно б и поспать, но не спится. Рюмин читал купленную в Бресте газету, Скоркин со Шлыковым резались в карты. Приглашали и Парамошкина поиграть в "козла", но тот отказался. Карты он не любил. Когда-то, еще в студенческие годы, попал в компанию заядлых картежников, думая, что игра на деньги — шуточки. А когда продул все свои небольшие наличные, да еще в придачу часы, понял, что влип. После этого дал зарок — в карты на деньги не играть.
Встав, вышел из купе, чтобы набрать в кружку кипятка. В тамбуре увидел того самого пожилого "мента", чемоданы которого в Бресте распотрошила въедливая таможенница. Он стоял и курил. Парамошкину этот человек чем-то напоминал отца. Такой же крупный, седой, с усталыми глазами. Захотелось побыть с ним рядом, посочувствовать, ведь на его месте мог оказаться каждый.
— Вы наш сосед? — спросил подойдя.
Загасив папиросу, тот ответил, что так оно и есть. Добавил, что утром один из их купе его уже спрашивал. Помолчали. Собеседник, видимо, желая сгладить не совсем тактичный ответ, поинтересовался: