Убийца среди нас

На квартиру вернулись хотя и продрогшими, но в радужном, приподнятом настроении — поторговали удачно, вскладчину накрыли стол, поставили несколько бутылок водки. Еще не пили, но в предвкушении застолья потянуло на разговоры.

— И как ты тормознул целый поезд! — громко вспомнил Скоркин. — Не страшно было?

Рюмин доволен, улыбается, изредка говорит что-то типа: да вот, все ради вас, балбесов, потому как чертовски вас люблю. В подтверждение сказанного постучал себя в грудь.

Парамошкин интуитивно догадывался, что все это не более чем фарс, бутафория. Никого кроме себя Рюмин не любил и не любит. Глаза как были, так и оставались холодными, будто их легким морозцем прихватило.

А поддержать болтовню ему все-таки придется. От Рюмина отгораживаться нельзя, он пригодится. Неспешно встал, расправил плечи и, чуть-чуть наклонив голову в сторону "командора", сказал:

— За нашего лучшего друга! Будем же ему верной опорой!

И понимал, что фальшивит, говорит не то, что на душе, но по-другому не мог. Зато как обрадовался Рюмин и восторженно загалдел Скоркин. Даже сдержанный Шлыков тихо буркнул — мол, присоединяюсь. Рюмин же кивал головой и негромко повторял:

— Спасибо, друзья, спасибо, тронут.

После Парамошкина торопливо вскочил Скоркин. Кому нужен его очередной хвалебный повтор? Рюмину? Нет. Но сына будущего губернатора он не перебьет, даст выговориться. Хитер — бобер!

Не мог просто так отсидеться и Шлыков. Да и как отмолчишься, если, по сути, из-за него Рюмину пришлось электричку останавливать. Хочешь не хочешь, а извиняйся, заверяй, хвали как отца родного.

"Не можем, однако, без дифирамбов, нет, не можем", — думал Парамошкин. Будто свет клином на Рюмине сошелся. Такой уж он хороший-прехороший, ну прямо бог плодородия Дионис. И все-то у него получается, а без него была бы крышка. Надо же! Но ведь сам и завел хвалебную бодягу. М-да-а, хорош: думает о Рюмине одно, а говорит — другое.

Их глаза встретились, и ему почудилось, что Рюмин догадывается, о чем он только что подумал. Григорий покраснел. Но нет, Рюмин сказал совсем другое:

— Мне кажется, у нас с вами неплохой тандем в перспективе получится. Не правда ли, вместе крутить педали легче?

Парамошкин вежливо улыбнулся: Рюмин будто мысли его прочитал. "Интересно, интересно, что это он задумал насчет тандема? Сейчас опять ошарашит каким-нибудь очередным сюрпризом. Он же без этого не может…"

Так и есть. Рюмин встал, натянутая улыбка с лица исчезла.

Начал стихами, да какими!

— Друзья, прекрасен наш союз!… - Потом проза: — Поверьте, говорю сердечно — тронут, очень тронут. Это чертовски трогательно. У нас впереди огромная перспектива, приблизим же ее нашими трудами!

"Но картавит, аж слушать противно! — поморщился Парамошкин. — Уж зная свой дефект, выбирал бы слова без "р"…"

Рюмин меж тем перешел к делу:

— Значит, планы у нас следующие: завтра утром на электричку и в Варшаву. Там дораспродадим остатки, закупим магнитолы и вечером на Брест.

— Уже? — удивился Парамошкин. — Хоть бы еще денек здесь прихватить, а уж потом Варшаву посмотреть…

— Смотреть да отдыхать после будем, — фыркнул Рюмин. — Во вторник я должен быть на работе, тут уж никуда не денешься. Еще раз объясняю: в Варшаве можно шмотки быстрее распродать, там же купим и магнитолы. Да и погода наладилась: на верхотуре стадиона дуба не дадим. Короче, нравится — не нравится, а укладываем сумки и бай-бай. — Самое сложное завтра — это сесть в вагон. — Помолчал, посмотрел оценивающе на Парамошкина. — Мы, Григорий, очень рассчитываем на твои спортивные способности.

Тот удивился:

— Что так?

— Пробиться в вагон практически невозможно, из-за огромного наплыва "челночников".

— Неужели так сложно?

— О-о-о! — заохали все разом. — Это видеть надо! Да завтра сам убедишься. Одни "быки" чего стоят…

— Чепуха какая-то. У вас, ей-Богу, проблема на проблеме и проблемой погоняется. Теперь еще какие-то "быки" появились…

— Ну, другим словом — вышибалы, — пояснил Шлыков. — У них крепкие руки-ноги (прости за сравнение), оловянные задницы и пусто в черепках. Вот они и проталкивают своих в вагон.

— Выходит, и меня считаете из их породы? — обиделся Григорий. — Значит, и у меня в черепе, — постучал пальцем по голове, — пусто?

Не надо же так в лоб понимать! — стал выкручиваться покрасневший Шлыков. — Я не это имел в виду. Ты — совсем другое. Извини за дурацкое сравнение.

Рюмин и Скоркин молча укладывали сумки. Рюмин поднял голову.

— Да ладно, — сказал он Парамошкину. — Чего обижаться. А в вагон нам без твоей помощи никак не прорваться. Посмотри на них, — махнул рукой в сторону хрупких, далеко не спортивного вида Скоркина и Шлыкова. — Разве они на такое способны? Ясно, что нет. В общем, не обижайся, а помоги, в долгу не останемся. — Рюмин, кажется, впервые просил Парамошкина войти в положение и помочь.

— Да ладно, — кивнул Григорий. — Завтра сориентируюсь по обстановке…