Убийца танков

На следующее утро ровно в 7 утра дядя Гуго с ручной тележкой стоял около нашего убежища. Вот это настоящий подвиг! Шутка сказать, он из пригорода катил тележку по развалинам. Когда нас снова усаживали на грузовик, я незаметно кинул на тележку мешок. Никто и внимания не обратил.

Отец с матерью чуть в обморок не упали, когда вдруг в дверях возник дядя Гуго с моим Рыцарским крестом в руках и громадным мешком на тележке. Оказывается, он в тот же день отправился в Хильдесхейм. Вот так из Дермотта до моих родителей в Хильдесхейме благополучно добрались стеклянные банки с табаком, рубашки, обувь и масса полезных вещей, которые было нипочем не достать в тяжкие послевоенные годы.

А нас ждал очередной лагерь в Мюнстере. Снова бесконечные допросы, отыскивания эсэсовских татуировок под мышкой и дезинсекция багажа. кое-кому из моих товарищей не повезло — выпотрошили из мешков все, что оставалось. Как я благодарил себя, что при себе у меня мешочек для хлеба да предметы личной гигиены. И наконец последняя печать, последняя подпись, и мне выдали на руки справку об освобождении из плена. Я был на свободе. Это произошло 5 марта 1946 года.

И на вокзале в Хильдесхейме начался новый отсчет — дней свободы. Меня встречал отец. С минуту или даже дольше мы стояли обнявшись, не в силах вымолвить и слова. Наконец я был дома. Но дома ли? Я не узнавал родного города — повсюду сплошные развалины. Те же узкие проходы среди битого камня. Тротуаров просто не было. Весь исторический центр, который называли «Северным Нюрнбергом», все его дома с фахверком перестали существовать. Тут и там виднелись люди — в основном женщины и пожилые мужчины. Они старательно очищали кирпичи, потом грузили на телеги и тележки. Над городом плотной пеленой нависла тишина, указующим перстом возвышались устоявшие во время бомбежек стены зданий церквей.

Хильдесхейм пережил несколько воздушных налетов за всю войну, но этот прекрасный город был буквально стерт с лица земли 22 марта 1945 года. Самолеты налетели прямо в полдень. Из 21 000 квартир уцелели лишь 5000. Вот таким я застал мой родной город по возвращении из плена».

НОВОЕ НАЧАЛО ГРАЖДАНСКОЙ ЖИЗНИ

«Только в пригородах Хильдесхейма, в частности, на Нордштрассе, еще сохранились дома. Там, у своих друзей из Эльце Филлеров, построивших свой дом, и нашли временное пристанище мои родители. Теснота была ужасная, простые лежанки для спанья и крохотная кухонька. У нас ничего не осталось. Все, что мать смогла спасти, она рассовала по карманам. Самое любопытное, что так она сохранила и мои фотографии. От бомбежки ей пришлось спасаться в одной из штолен в Либесгрунде, а отец, прихватив с собой только велосипед, выехал из города с товарной станции. В углу стоял мой мешок, который мы вместе распаковали. Как мне жутко повезло, что я сумел его сберечь! Мать чуть не плакала, даже говорить не могла, мы вообще не могли разговаривать, настолько сильным оказалось потрясение после многолетней разлуки.

И вот за это гибли мои товарищи на фронте? Вопрос «ради чего?» обрел просто обжигающую актуальность. Было ли все, что произошло, справедливым? В чем причины этой безумной войны? Кто нес вину за нее? Кто был в состоянии предотвратить ее? В голове пульсировала единственная мысль — ты ведь никогда не состоял и не состоишь ни в какой из партий.

Мы верой и правдой исполняли наш долг перед фатерландом. Да, спорить не буду, были и сомнения, но все затмила безграничная ярость к тем, кто довел нас до этого состояния. Бессмысленное разрушение культурного наследия, невосполнимого культурного наследия, уничтожение городов и их населения, людей, чьей вины в том, что все обернулось именно так, а не иначе, не было никакой.

Я впервые услышал о концентрационных лагерях и пришел в ужас от того, что там творилось. Как такое могло произойти? Где и в чем искать причины этого? Или это все из-за этой войны? Кто сегодня, сейчас руководит страной? На мой взгляд, люди, никогда не нюхавшие пороха, а отсидевшиеся в тылу саботажники. Не они ли предали нас, фронтовиков? Вопросы, сотни вопросов, на которые не было ответа. Конечно, возвращение домой в родную семью на какое-то время притупило всю их остроту. В группу первоочередных выдвинулся один вопрос: кто позаботиться о твоем содержании? Война, а потом и плен состарили нас не в физическом, а в социальном смысле. Мы ведь сейчас не желали ни удовольствий, ни развлечений, мы желали покоя, жилища, пропитания и работы со стабильным заработком.