Убийца танков

Погрузка вещей заняла полтора часа. Я удивился емкости простого товарного вагона. 600 огромных мешков, кроме них чемоданы и ящики. Наконец закончили, и невзирая на холод с нас пот лил градом. После этого расселись и мы, можно было отъезжать. С четверть часа тряслись в крытом грузовике. Ледяной ветер продирал до костей. Наконец, показались тусклые огни лагеря, знакомо темнели бараки. Тот, в который нас привели, оккупировали солдаты и офицеры вперемежку. На нас немо уставились, мрачные взоры, никто даже не поздоровался. Нам стало не по себе.

Нас рассортировали по баракам. Наш был нетопленым и мрачным, помещение на 100 человек, 3 печи, разбитое на 5 кубриков. Единственное, что нас утешало, что долго здесь не задержимся.

И действительно, 25 января 1946 года нас на грузовиках доставили в порт Нью-Йорка. Нас погрузили на борт пассажирского лайнера и отвели на нижнюю палубу. Там было темно, всего одна лампочка, да и то тусклая. Неудобное, скудно оборудованное помещение. Каждому указали место, где спать. От пола до потолка размещались в 5 ярусов койки. Расстояние было такое, что и головы не поднять, к тому же койки, больше походившие на гамаки, провисали. Но нам было наплевать и на комфорт, и на удобства, самое главное, что нас везли домой. В 14 часов корабль отчалил. Сирены возвестили о том, что порт Нью-Йорка позади, и мы пошли обедать. И помещение для приема пищи было тесным. Мы по 12 человек сидели за длинными столами. В этот момент корабль дал крен, и все миски оказались на коленях у сидевших с правой стороны стола. В общем, наша одиссея по Атлантике началась чуть ли не в 10-балльный шторм — 9 дней качки на волнах.

Мы могли свободно ходить по кораблю, но, честно говоря, было не до этого — примерно 80% пассажиров, включая персонал, страдали от морской болезни. Сидеть на нижней палубе часами было просто невмоготу, и мы выбирались наверх. А там необходимо было крепко держаться — ветер сбивал с ног, за бортом вздымались огромные волны. Корабль то взлетал вверх, то проваливался вниз, вода пенилась по палубе, но все-таки мы хоть дышали свежим воздухом. И так продолжалось все дни этого «круиза». Что касалось меня, я, к счастью, оказался невосприимчив к морской болезни.

3 февраля в 15 часов 23 минуты корабль добрался до Гавра. Снова Франция. Мы были рады ощутить наконец твердую почву под ногами, но вот ходить, передвигаться на своих двоих было как-то непривычно, у всех вмиг выработалась походка моряка — широко расставив ноги. К тому же странно, но, уже сойдя на берег, я ощутил некоторые симптомы морской болезни.

Нас дожидались открытые грузовики. Откровенно говоря, мы побаивались, как воспримет местное население наше появление. Не забросают ли нас камнями? К нашему удивлению, водители были сплошь немцы, что же касалось населения, они действительно забрасывали нас. Только не камнями, а конфетами, да еще вполне приветливо махали нам. Они успели понять разницу между немецкими оккупантами и их освободителями, союзными войсками. Население Франции голодало, а американцы швырялись недокуренными сигаретами и выбрасывали на помойку недоеденные банки с тушенкой. И при этом держались со свойственной им спесью. Водители-немцы и сопровождающие служили своего рода охраной транспортных колонн союзников. Американские солдаты ходили по улицам исключительно группами и при оружии.

К 18 часам мы добрались до лагеря Больбек, которому суждено было стать для нас кладбищем демократии. Здесь на голом полу валялись около 40 000 немецких военнопленных, по 40 человек в драных, насквозь промокших палатках, в которых и двум десяткам человек было бы негде повернуться. Мы лежали притиснутые друг к другу на голой и сырой земле. Лагерные надзиратели были из немцев, которые постоянно насмехались над нами и оскорбляли нас.

В понедельник 4 февраля 1946 года мы принимали наш багаж. Один полковник пожаловался на кошмарные условия в лагере и был за это жестоко избит. У других офицеров срывали с груди медали и погоны. Я предусмотрительно снял все свои награды и запрятал поглубже в башмак.

Нас выстроили, и каждый должен был распаковать свой мешок и предъявить содержимое. Почти все у нас отбирали под видом конфискаций — и одежду, и даже вилки и ложки. Осталось всего почти ничего, и это нам милостиво дозволили упаковать снова. После того как контроль прошла половина блока, я схватил свой мешок, быстро вытащил наугад несколько вещей, а потом сделал вид, что не торопясь упаковываю его. После этого нас заставили взять мешки и пешочком вперед. Таким образом, мне посчастливилось избежать «конфискаций».