Убить Пифагора

Человек в маске зарычал от ярости. Все смотрели на него в полном недоумении. Килон колебался; он хотел остановить Ариадну, но было бы политическим самоубийством поддерживать этого человека, окажись он в самом деле Дааруком.

Солдаты надвигались на коня, пытаясь стащить с него Ариадну. Она натянула повод и направила коня прямо на врага. Топот копыт слышался теперь более отчетливо.

— Убейте ее. — Приказ человека в маске был хриплым криком ненависти. Несколько мгновений он вибрировал в напряженной тишине зала и наконец стих. Никто не реагировал.

Человек в маске не отрицал обвинения.

Внезапно какой-то старый гоплит вскочил на возвышение, растолкав толпу, и подкрался к человеку в маске сзади. Никто не успел вмешаться: он схватился за маску и рывком сорвал ее.

Советники, солдаты и даже сама Ариадна застыли с открытым ртом, увидев его лицо. Смуглая кожа, толстые губы, цвет глаз… да, это, несомненно, был Даарук. Однако кожа на лбу и на правой щеке была воспалена и покрыта волдырями, напоминающими ожоги. Половина рта и веко одного глаза были так сильно изуродованы, что не закрывались.

Даарук бросил быстрый взгляд по сторонам. Он попытался ответить на обвинения Ариадны:

— Причина, по которой…

Ариадна завопила, стараясь перекричать хриплый шепот Даарука:

— Даарук желал возглавить Совет, притом что он даже не грек!

Это вызвало немедленную волну гневных протестов. У греков имелось глубоко укоренившееся народное самосознание. Всякий, кто не был греком, считался варваром.

— Я скажу вам, где его тайник! — закричала Ариадна, прежде чем Даарук успел возразить. — Там вы найдете труп чудовищного раба и тысячи килограммов золота!

Ариадна знала, что большей части своего влияния Даарук добился благодаря взяткам. Теперь она предлагала огромную сумму всякому, кто восстанет против него. Она была уверена, что это лучший аргумент, чтобы привлечь на свою сторону переменчивых и продажных гласных.

«Но я все равно дам им больше», — подумала она, стараясь, чтобы в ее взгляде не проскальзывало презрение, которое она испытывала к этим людям.

— Вы знаете, как Даарук получил свое золото? — Гласные следили за ее словами, на Даарука уже никто не обращал внимания. — Это он организовал восстание в Сибарисе! Он помог повстанцам, а те позволили ему разграбить дворец Главка! — Совет взревел, и Ариадна продолжила еще громче: — Даарук лгал, хитрил и манипулировал повстанцами, правительствами, армиями… Все трагические события последнего времени — результат его интриг! Он один виноват во всем случившемся!

Придавленный оглушительными обвинениями, Даарук понял, что окончательно проиграл битву. Ариадна выдвинула последний аргумент, располагавший Совет в ее пользу. Политики знали, что и народ, и армия потребуют ответа, а Ариадна только что предложила объяснение, которое освобождало их от ответственности за недавние события… и оставляло полученное золото. Несомненно, всем выгодно, что виновником оказался злобный чужеземец.

* * *

«Нужно срочно выбираться отсюда». Даарук огляделся, как загнанный зверь. Возвышение было заполнено членами Совета и солдатами, окружавшими его со всех сторон, свободное пространство было только впереди, но там на коне гарцевала Ариадна, обращаясь к Совету с поднятой рукой. В этот момент она оказалась к нему спиной. Бывший великий учитель метнулся к краю возвышения и прыгнул. Он рухнул на спину коня, врезавшись в спину Ариадны.

Сбросил проклятую дочь Пифагора и вонзил пятки в бока животного, которое тут же бросилось вскачь.

Падая с коня, Ариадна уцепилась за руку какого-то гласного, но все равно оказалась на полу. Подняв голову, она увидела, что солдаты у ворот трусливо отпрыгнули в стороны, уступая дорогу коню.

Даарук выскочил из ворот как молния.

Глава 132

29 июля 510 года до н. э

Разбитый нос Акенона не позволял ему дышать.

Воздух мог попасть в легкие только через рот. Он попытался проглотить слюну и почувствовал, что задыхается. Испугавшись, попытался выругаться, но боль в шее сдавила горло. Он понял, что вот-вот задохнется, им овладела паника.

«Я задыхаюсь!» — воскликнул он.

Собрал всю свою волю и максимально расслабился, чтобы мышечный спазм прошел. Воздух вновь медленно проник в его грудь.

Ни человека в маске, ни Борея он не видел с того дня, как его поймали. «Вернутся ли они, чтобы продолжить пытки, или же они бросили меня на медленную смерть?» — спрашивал он себя, стараясь что-нибудь разглядеть в мучительной тьме. Он пришел в сознание всего два часа назад, проведя в беспамятстве три дня. Хотелось снова провалиться в небытие, чтобы избавиться от удушья и боли.