Убить Пифагора

— Видишь ли, Акенон, честолюбие — хороший стимул для развития, но кроме него необходимо терпение. Многие из тех, кто стучится в нашу дверь, не получают ответа, потому что ими движут неверные причины. Не позволяем мы присоединиться к нам и тем, у кого нет нужных способностей или соответствующей природы. Из принятых большинство допущено только во внешнюю часть учения, касающуюся заботы о теле и моральных правил. Почти все они проживают за пределами общины. Те же ученики, кого допускают в общину, должны провести минимум три года в качестве акусматиков. Три года они проводят в молчании, слушая своих учителей, изучая азы учения и медитацию.

Акенон кивнул, вспомнив двух безмолвных учеников, сопровождавших Ариадну, когда она ездила за ним в Сибарис.

— Если ученики проходят этот этап, — продолжал Пифагор, — то получают доступ к более сложным этапам учения, пытаясь понять их с помощью своих учителей. Они достигают степени математика. Далее им предстоит изучать свойства чисел и геометрических фигур. А также пропорции и правила, которым подчиняются музыка, движение небесных сфер и все явления природы. — Он наклонился к Акенону, словно собираясь раскрыть ему тайну. — Все в мире можно отобразить с помощью чисел, Акенон, абсолютно все. Тот, кто действительно это понимает, становится учителем. Постепенно он может выходить за рамки ограничений, присущих человеческой природе. Понять — значит управлять. Один из тысячи человек, посвятивших этому всю свою жизнь, может дойти до этого уровня.

Он откинулся на спинку кресла и продолжил:

— Цель каждого должна состоять не в том, чтобы добраться до какой-то определенной точки, а в том, чтобы сдвинуться с того места, где он находится. Куда двигаться дальше? — спросил он риторически. — Это зависит от многих факторов. Вы должны стараться ежедневно делать шаг вперед, а когда отступаетесь, сделать все возможное, чтобы наверстать потерянное. Одни не хотят, а другие и не могут. Я показываю путь и веду за собой, но каждый должен стараться сам. — Он впился в Акенона полными огня глазами. — В тебе я вижу огромные задатки. Ты получишь посвящение, но вряд ли станешь членом общины. По крайней мере, не в этот период жизни, потому что тебе придется от многого отказаться, а ты не готов.

Акенон спросил себя, что имеет в виду Пифагор. Быть может, отказ от женщин? — Ариадна мигом всплыла в его голове, но он отмахнулся от этих мыслей. Отказаться от неограниченного потребления еды и питья? От свободы? Разумеется, он не собирался отказываться от наслаждений в обмен на то, во что не верил… Он затряс головой, с удивлением замечая, что мысли приняли оборонительный характер. Должно быть, такова была реакция трезвого ума на то, что речь Пифагора его завораживает, как моряка — пение сирен. Стать высшим существом с невероятными способностями весьма заманчиво, особенно если тебе хотя бы теоретически показывают путь к их достижению.

Египтянин поднял взгляд, ему показалось, что очнулся от сна или от ворожбы, туман которой все еще стелился вокруг.

— Простите, но я думаю, мне пора.

В этот момент Аристомах вытянул свое тщедушное тело и взволнованно произнес:

— Я бы хотел кое-что сказать. Открыватель тетрактиса, — он указал на Пифагора почтительным кивком, — слишком доброжелательно относится к некоторым своим недругам. Поэтому я считаю себя обязанным заявить…

— Не надо, не продолжай! — прервал его Пифагор.

Аристомах замолчал. Он опустил взгляд, лицо исказилось, кулаки сжались. Внезапно на его лице появилось болезненное выражение, и он продолжил:

— Ему следует знать. — Он поспешно повернулся к Акенону. — Килон поклялся отомстить Пифагору, когда тот запретил ему присоединиться к общине. Мы полагаем, что расследование должно его коснуться, каким бы могущественным он ни был. — Аристомах наклонил голову, и его голос превратился в стон. — Простите, учитель.

Наступило напряженное молчание. Остальные ученики сидели, уставившись в стол, не реагируя на слова своего товарища. Акенон быстро посмотрел на них и заметил, что Даарук незаметно кивнул. В его сторону он не смотрел, но Акенон почувствовал, что все его внимание обращено на него. Он изучил его лицо, не обнаружив больше признаков беспокойства, и нахмурился.

«Даарук желает, чтобы я заподозрил Килона или самого Аристомаха?»

Глава 19

18 апреля 510 года до н. э

Борей подошел к Фаланту. Обнаженное тело великана было забрызгано кровью Яко, особенно бедра. Страшная ухмылка искажала его лицо.

Старый раб попятился, спина его уперлась в стену. Он поднял глаза, расширившиеся от ужаса. Чудовище было похоже на гору мускулов, которая вот-вот обрушится на него. Он пытался что-то пробормотать, молить о сострадании, но из дрожащих губ не вылетало ни звука.