Через руки Черевина шли все материалы допросов и агентурные записки; по его указанию людей помещали в Петропавловскую крепость или выпускали на свободу. Петр Александрович только приступил к исполнению своих обязанностей, и ему позарез требовались личные секретные агенты, способные «освещать» революционную среду изнутри. Как попал в руки Черевина Михайлов? С фамилией Михайлов полицию познакомил арестованный писарь одного из полицейских участков Александр Жданов. Он попался на краже служебных циркуляров. В докладе начальника ГЖУ Санкт-Петербурга от 1 ноября 1878 года приводится живописный рассказ Жданова о том, как со своим приятелем Березневским он торговал секретными полицейским документами:
«С Березневским познакомился лет пять назад по совместной службе в 3-ем участке Московской части. Затем, будучи без места, перед масленицей 1877, в одном из трактиров С.Петербурга встретился с Березневским, откуда по приглашению Березневского поехал к нему на квартиру, где тот сказал Жданову: не можешь ли, когда поступишь на место, доставать секретные приказы. Спустя несколько минут после этого разговора в квартиру взошел мужчина лет 29, роста выше среднего, блондин. Березневский, указав на Жданова, сказал: если нужны приказы, то вот он будет доставать. После этого пришедший господин вынул 10 рублей и сказал: вот вам на расходы, – а когда он ушел, то Березневский сказал, что его фамилия Михайлов. Поступив вскоре вместе с Березневским в 1-ый участок Московской части, Жданов на квартиру Березневскому стал носить секретные приказы, где их прочитывал упомянутый Михайлов и возвращал обратно» [11].
Писарь Жданов был арестован 28 октября 1878 года и сразу во всем покаялся. Указал он и человека, кому последнее время носил секретные приказы, оказавшегося неким Трощанским. Таким образом, 31 октября, когда Михайлов был схвачен на квартире Трощанского, полиция уже знала его приметы и роль во всем деле. Упустить Михайлова никак не могли – для важных арестов выделялись многочисленные полицейские чины крепкого сложения. Такой прокол вызвал бы обширную переписку, которой в деле нет и в помине. Сказку про свой счастливый побег от полиции из квартиры Трощанского Михайлов рассказал своим товарищам по кружку, точно зная, что проверить ее невозможно. Странно, что историки до сих пор тиражируют очевидную ложь Михайлова. Далее Михайлов был немедленно опознан Ждановым и выйти на свободу мог только одним путем: объявив свое авторство анонимных писем лично генералу Черевину, что легко устанавливалось неправильным написанием во всех письмах фамилии «Кравченский». Такую подробность мог знать только автор. Все остальное было делом техники. Сколько дней потребовалось Черевину для того, чтобы обменяться со своим новым агентом взаимными гарантиями? Дня два, от силы три, а потом Михайлов был выпущен как ошибочно арестованный. Его короткого отсутствия в суматохе никто не заметил…
Тайна вербовки – самая трудно раскрываемая тайна. Как правило, она оставляет только косвенные следы. Вербовка Михайлова оставила очевидный след: вдруг после страшного разгрома аресты в Петербурге прекратились, а кружок «Земля и воля», как ни в чем не бывало, возобновил свою деятельность, но уже с новым лидером во главе. Александр Михайлов, разобравшись с нерадивым руководством «Земли и воли» и отправив за границу ее новоявленного вождя Сергея Кравчинского, перехватил лидерство в группе. Появление у нового лидера «Земли и воли» твердого финансового обеспечения стало еще одним косвенным подтверждением перерождения вчерашнего верстальщика брошюр и разъездного распространителя нелегальной печатной продукции в безоговорочного руководителя растерявшихся народников.
Михайлов, в полном смысле слова, держал кассу: никто не знал, из каких источников она пополняется, но у Михайлова на все важные дела деньги были всегда. Он объяснял это пожертвованиями каких-то мифических персонажей, и такое объяснение всех устраивало, так как дела не стояли и прежняя деятельность продолжалась. Никто не заметил, как Михайлов стал непременным участником обсуждения всех вопросов кружка, с правом решающего голоса. Его санкция требовалась на все: выпуск газеты, наем квартир, оформление видов на жительство и выдачу пособий. Одобрение или сомнение Михайлова означало выделение или отказ в выделении денег на запланированное мероприятие. Делал он это вполне демократично, всякий раз подробно разъясняя, чем вызвано то или иное решение. К такому порядку привыкли, он всех устраивал, потому что решение сразу подкрепляли деньги. Постепенно понятие «Хозяин» укрепилось в головах остальных членов кружка и стало непременным атрибутом организации. Именно такой процесс застал в «Земле и воле» прибывший в Петербург глубокой осенью 1878 года Лев Тихомиров.