«Выехав из Ливадии 17-го числа утром, Государь и вся свита доехали уже поздно вечером до Симферополя, откуда по железной дороге благополучно прибыли в Москву вчера, около 10 часов вечера. Въезд Государя в первопрестольную сопровождался обычными восторженными криками толпы, ожидавшей царского проезда по иллюминованным улицам. Но едва въехали мы в Кремлевский дворец и не успели еще разобраться в помещениях, как узнали с удивлением, что второй поезд, шедший на полчаса сзади первого, с частью свиты, прислугой и багажом, при самом въезде в предместье Москвы потерпел крушение от взорванной мины. Очевидно, злодейское это покушение было приготовлено против царского поезда; совершенно случайные обстоятельства ввели злоумышленников в заблуждение: царский поезд обыкновенно идет на полчаса позади другого, так называемого “свитского” поезда; на сей же раз он был пущен от самого Симферополя получасом ранее, чем было назначено по маршруту, впереди “свитского”. Взрыв произведен был в то самое мгновение, когда к месту заложенной мины подходил второй поезд».
Доклад Московского ГЖУ о происшествии был куда более информативен, а местами просто захватывал:
«19 ноября 1879 года, в 10 ч. 23 мин. вечера, в то время когда дополнительный Императорский поезд проходил близ Рогожской заставы по предместьям города Москвы, произошел взрыв полотна ж.д., и поезд потерпел полное крушение: багажный вагон, третий от локомотива, взлетев в воздух, опрокинулся под насыпь, а следовавшие за ним два пассажирских вагона, выбитые с рельсового пути, остановились поперек дороги; третий же пассажирский вагон хотя и остался на рельсах, но повис набок, так как из-под рельсов взрывом вынесло землю. Несчастья с людьми не было. При осмотре оказалось, что взрыв произведен из дома, стоящего в ряду других, находящихся против ж.д. в 17.1/2 саженях. Дом этот двухэтажный деревянный, вход в него со двора; ворота найдены запертыми изнутри. При входе на второй этаж дома оказалось, что он состоит из 4-х комнат, из коих 3 выходят окнами на улицу к месту катастрофы. В столовой комнате, направо, стоял сундук, в котором оказалась спираль Румкорфа, с приращенными к ней проводниками, из желтой меди, изолированными гуттаперчей. Направление проводников в две стороны указало, во-первых, что в сарае, принадлежащем к тому же дому, устроена электрическая батарея из 4-х элементов Грене с приспособлением для соединения тока, и, во-вторых, что из нижнего этажа дома проведена минная галерея под полотно ж.д., к тому самому месту, где произошел взрыв.
На столе в средней комнате горела свеча и стоял чайник с чаем и два стакана, бутылка водки и бутылка вина; печка была протоплена, и в кухне находилась кухонная и столовая посуда.
На воротах дома находилась доска и удостоверение местного полицейского надзирателя, что дом принадлежит саратовскому мещанину Николаю Степановичу Сухорукову, проживающему с женой Мариной Семеновной» [27].
В полицейском описании дома у железной дороги поражает рационализм выбора места и инженерные решения минирования. Провалить такой проект можно было, только работая с таким психологически надорванным человеком, каким оказался Степан Ширяев. Простить такое Хозяин не мог. Даже бригада безграмотных рабочих во главе с Желябовым выглядела предпочтительнее, хотя тоже потерпела фиаско. Как выяснилось позже, неудача в Александровске стала результатом халатности того же Ширяева, проводившего инструктаж Желябова наспех, без практических указаний. В результате Желябов неправильно составил схему соединения проводов между электрической батареей и двумя зарядами динамита под полотном дороги. На разбирательстве у Михайлова в Петербурге, в присутствии Морозова и Ширяева, Желябова попросили нарисовать, как он соединил два заряда и батарею; Желябов изобразил неверную схему соединения. Морозов вспоминал:
«Ширяев говорил, что он показывал Желябову, как надо пустить провода, и, казалось, Желябов хорошо понял, а потом, очевидно, забыл…».
На самом деле очевидна была неряшливость самого Ширяева, отвечавшего за техническую сторону дела. Так рухнул масштабный проект устранения Александра II осенью 1879 года.
Прочитав доклады жандармских ведомств, император вполне осознал, какой опасности он избежал. Над Третьим отделением нависла очередная грозовая туча: Александр II, разбираясь с подчиненными, пощады не знал. Своих постов могли лишиться и Главный начальник Третьего отделения Дрентельн, и его товарищ Черевин.
Д.А. Милютин так вспоминал первые после взрыва поезда дни и отъезд из Москвы в Петербург 24 ноября: