«В особенности я стал бояться за Желябова после того, как в одну бурную ночь мы не пошли на работу, зная, что ничего не удастся сделать, и я остался ночевать в одной комнате с ним. В течение ночи я несколько раз просыпался от его крика, когда он вскакивал с кровати, ползал по полу и кричал: “прячь провода!”, “прячь провода!”. Может быть, физические страдания тоже подействовали на нервную систему Желябова, так как он положительно дрожал и коченел от холода, лежа в грязи и мокрый до костей во время работы. Как мы его ни уговаривали не ходить с нами на работу, доказывали ему, что обойдемся без него, так как я работаю на одной стороне оврага, а Тихонов на другой, и он для нас лишний, тем более что и караулить не может за своей слепотой, но уговорить Желябова было невозможно. Он прямо сказал нам, что пока он может двигаться, он будет разделять все лишения со своими товарищами, а также и опасность хочет делить вместе. К счастью для нас, погода улучшилась, и мы быстро закончили работу…».
Образ Желябова в советской иконографии – это образ революционера, сгинувшего в борьбе с самодержавием. Он никого не убил и ничего не взорвал. Так вышло. Вместе с тем Желябов делал все, чтобы взрывали другие. Михайлов ценил в нем целеустремленность и внутреннюю порядочность. Эти два качества с лихвой окупали его техническую безграмотность и некоторую прямолинейность в делах, где требовались осмотрительность и расчет. Рисовать Желябова примитивным фанатиком было бы не совсем правильно. Личность его оставалась малоразвитой только в силу прерванного образовательного процесса.
Под Москвой, куда направился после Александровска Ширяев, дела обстояли куда лучше. Во всем чувствовались хозяйский глаз и хватка Михайлова. Для минирования полотна железной дороги был куплен двухэтажный дом, стоявший неподалеку. Сделку оформили на супругов Сухоруковых – Николая и Марину. Под именами Сухоруковых скрывались Лев Гартман и Софья Перовская, недавно примкнувшая к «Народной воле». Гартман был креатурой Михайлова. Они пересекались в Саратовской губернии во времена хождения в народ.
Из подвала дома повели минную галерею в сторону железной дороги длиной примерно 40 метров, призматической формы. В земляных работах принимал участие Хозяин, желая показать всем, что в общем деле все равны. В данном случае Михайлов все правильно рассчитал, так как окружающие его товарищи были чрезвычайно подозрительны и самолюбивы. Землю рыли по ночам, а потом прятались в большом доме. Труд был действительно тяжелый: в работе Михайлов себя не жалел и требовал полной отдачи от помощников. Самым нерадивым в команде землекопов оказался Григорий Гольденберг. Гришке, как его звали товарищи по борьбе, не нравились строгости, которые завел Михайлов: запрет на поездки в Москву и полная изоляция в доме. По-видимому, на этой почве имели место стычки Гольденберга с Хозяином. С приездом Ширяева оказалось, что завезенного на объект динамита может не хватить. Решили послать Гольденберга за недостающим динамитом в Одессу, тем более что поступили первые сведения, что император через Одессу не поедет. Гришка был рад случаю вырваться из неволи, в которой оказался в доме под Москвой. Уезжая в Одессу из опостылевшей Москвы, незадачливый террорист не предполагал, что участь его решена и дисциплина в окружении Хозяина не пустой звук.
Гольденберг уехал из Москвы 9 ноября 1879 года, а 15 ноября был «случайно» арестован на обратном пути из Одессы, на станции Елизаветград. В Третье отделение в Петербурге поступила шифрованная телеграмма от 15 ноября 1879 г.:
«Сего числа в Елизаветграде на вокзале железной дороги задержан прибывший с Одесским поездом и направлявшийся в Курск неизвестный, назвавшийся Ефремовым, при задержании он оказал вооруженное сопротивление револьвером, а в багаже его оказалось более пуда взрывчатого вещества».
Арест Гольденберга был вторым из серии «случайных», имевших место после съезда в Липецке и образования партии «Народная воля». Открыл эту печальную серию арест в Петербурге Аарона Зунделевича, еще более случайный, нежели казус с Гольденбергом. Зунделевич не был на Липецком съезде и придерживался позиции Плеханова в вопросе о терроре. Для партии это был весьма полезный человек, державший канал переправки за границу всякого рода нелегальщины и отдельных личностей, скрывавшихся от властей. Зунделевич полагал, что сможет остаться «сам по себе», делать свой маленький бизнес на контрабанде, не занимаясь явной уголовщиной. Михайлову он стал не нужен только потому, что был слишком умен и проницателен. Насколько случайно попался Зунделевич, можно судить по письму директора Публичной библиотеки И.Д. Делянова Главному начальнику Третьего отделения А.Р. Дрентельну от 27 октября 1879 года:
«Милостивый Государь, Александр Романович!