Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II

«Происшествие 19-го ноября положило на все наше пребывание в Москве какой-то мрачный колорит. Под этим тяжелым впечатлением совершился и наш переезд в Петербург. Принимались все возможные меры для предохранения царского поезда от какой-нибудь новой опасности; в этих видах даже не было дано знать в Петербург о часе прибытия туда… Всякие телеграфные сообщения были приостановлены. Таким образом, мы прибыли в Петербург только около 3-х часов пополудни и прямо со станции отправились все в Зимний дворец, где отслужено было благодарственное молебствие. При этом находились почти все наличные члены царского семейства (кроме наследника и цесаревны, которые по болезни оставались в Царском Селе) и главные лица придворного синклита. Государь был грустен и серьезен; настроение его отражалось и на всех присутствующих».

К приезду императора Третье отделение постаралось как-то подсластить горькую пилюлю подмосковного взрыва, произведя прямо в день приезда арест конспиративной квартиры в Лештуковом переулке, д. 13, вместе с обитателями и кучей серьезных улик. Квартиру снимал с августа 1879 года, по подложному паспорту учителя Чернышева, Александр Квятковский и сестра Веры Фигнер Евгения. За квартирой давно наблюдали люди Черевина, и изобретать ничего не пришлось. Отставной солдат Алмазов донес в местный околоток, что ему предложили купить номер «Народной воли» за 25 копеек и указал на продавцов. Дальнейшее было делом техники. Полиция пришла прямо на квартиру Квятковского и нашла там массу улик – от печатных изданий до динамита. Это было настоящее гнездо террора.

Агентурный источник столь своевременного ареста не вызывает сомнений, но что характерно: кроме Квятковского и Фигнер, никто не был арестован, хотя квартиру посещала масса всяких людей, включая Михайлова. Впрочем, такие очевидные подробности всегда были неинтересны советским историкам. Так и этот громкий арест 24 ноября списали на неосторожность Евгении Фигнер.

После проведенной Михайловым работы над ошибками с Ширяевым и Желябовым, в присутствии Николая Морозова, неприглядная роль Ширяева в срыве операции «Динамит» прояснилась полностью. По-видимому, Ширяев почувствовал исходящий от Михайлова холодок и сразу после разбирательства уехал в Харьков, но 4 декабря вернулся, так как в Петербурге оставалась его невеста. Ширяев появился у своей невесты Анны Долгоруковой в меблированных комнатах Ковалевой, но там его уже ждали… Все было обставлено как рядовой обыск в гостинице. Кроме Ширяева, в этот же день и в этом же доме взяли Мартыновского с чемоданом, в котором хранилось паспортное бюро для изготовления фальшивых паспортов. Услугами бюро пользовалась как пропагандисты «Земли и воли», так и работники Михайлова. Сам Сергей Мартыновский, совсем еще юноша, по указанию Михайлова получил опасный чемодан на хранение от Володьки Йохельсона и поселился в номерах всего пару дней назад. Так одним ударом Хозяин избавился от нерадивого специалиста по динамитным делам и сомнительной документации несуществующей фирмы. Жаль было юношу Мартыновского, но что поделаешь…

Акции Третьего отделения и, в частности, генерала Черевина после серии плодотворных арестов значительно окрепли. Органы дознания получили в свои руки обильный материал для анализа и дальнейших разоблачений. Как ни странно, Третье отделение быстро установило личность владельца дома под Москвой, из которого была отрыта минная галерея. Им оказался архангельский мещанин Лев Николаевич Гартман, фотографию которого удалось разыскать в картотеке Третьего отделения. Гартман скрывался на конспиративной квартире в Петербурге, и так как он был объявлен в розыск, его необходимо было надежно спрятать. Он хорошо выполнил свою работу: купил дом, переоборудовал в нем подвал и первый этаж. Террористам оставалось только прорыть минную галерею и заложить мину. В глазах Хозяина такой полезный человек заслуживал переправки в Европу. Это почетное мероприятие выполнил Володька Йохельсон, которому Хозяин полностью доверял. Он провел Гартмана по тропе, пробитой еще Зунделевичем, и Гартману не суждено было познакомиться с удобствами Петропавловской крепости. В Европе и Америке Гартман сделал немало для укрепления революционной репутации Александра Михайлова.