Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II

Перетц, как видим, не отметил формализма суда, но и не мог этого сделать в силу своего служебного положения. Все, что он позволил, – прозрачно намекнул, что судят «сбитых с толку» исполнителей. Исправляя должность госсекретаря, Перетц соблюдал крайнюю осторожность, даже оставаясь наедине со своим дневником. В такой обстановке к последнему заседанию суда Желябов наконец осознал, что он сам и его соседи на скамье подсудимых – не что иное, как жертвы на заклание. Это чувство безысходности передалось всем его подельникам, и ужас неминуемой смерти заставил их говорить другим естественным языком в последнем слове:

«Желябов. “Я участвовал на Липецком съезде. Решения Липецкого съезда определили ряд событий, в которых я принимал участие и за участие в которых я состою в настоящее время на скамье подсудимых… Моя личная задача, цель моей жизни было служить общему благу. Долгое время я работал для этой цели путем мирным и только затем был вынужден перейти к насилию… В своем последнем слове, во избежание всяких недоразумений, я сказал бы еще следующее: мирный путь возможен, от террористической деятельности я, например, отказался бы, если бы изменились внешние условия…” [25].

Андрей Желябов честно и до конца выполнил условия контракта, который подписал на липецкой сходке. Сожалеть об уже сделанном он не умел. Такие люди казнят себя сами.

Перовская. “Относительно фактической стороны обвинений я не буду ничего говорить, – я их подтвердила на дознании, но относительно обвинений меня и других в безнравственности, жестокости и пренебрежении к общественному мнению, относительно всех этих обвинений я позволю себе возражать…”

Софья Перовская, тип русской женщины, которая становится тенью своего избранника-мужчины. Сойдясь с Желябовым, она полностью подчинила ему свою индивидуальность и судьбу. Она поддерживала и выручала его при всех обстоятельствах, до конца, разделив с ним даже смерть.

Кибальчич. “Я внимательно следил за речью г. прокурора, и именно за тем, как он определяет причину революционного движения, и вот что я вынес: Произошли реформы, все элементы были передвинуты, в обществе образовался негодный осадок; этому осадку нечего было делать, и чтобы изобрести дело, этот осадок изобрел революцию. Теперь в отношении к вопросу о том, каким же образом достигнуть того, чтобы эти печальные события, которые всем известны, больше не повторялись, как верное для этого средство им указывается на то, чтобы не давать никаких послаблений, чтобы карать и карать; но, к сожалению, я не могу согласиться с г. прокурором в том, чтобы рекомендованное им средство привело к желательному результату. Затем уже по частному вопросу я имею сделать заявление насчет одной вещи, о которой уже говорил мой защитник. Я написал проект воздухоплавательного аппарата. Я полагаю, что этот аппарат вполне осуществим. Я представил подробное изложение этого проекта с рисунками и вычислениями”.

Николай Кибальчич был единственным человеком в «Народной воле», способным к абстрактному мышлению. В своем последнем выступлении на суде он продемонстрировал изумленному высшему чиновничеству Петербурга не только свое превосходство в прикладных технических вопросах, связанных с взрывчатыми веществами, но и политический прагматизм. Предложение Кибальчича относительно использования энергии взрыва в качестве тяги в воздухоплавании было для того времени абсолютно пионерским.

Рысаков. “Я только здесь услышал и узнал о систематической террористической борьбе и ее организации, против чего я в настоящую минуту протестую. Я не сочувствую террору, даже исходя из интересов социально-революционной партии, потому что известно, что террор лишает почвы умеренных социалистов”.

Попав по молодости и желанию быстро заработать в окружение Желябова, Рысаков сразу после 1-го марта осознал, какую ошибку он допустил. Спасая свою жизнь, Николай был готов признаться в чем угодно. Однако назвать себя наемным убийцей он не хотел. Отсюда его лавирование на суде и двусмысленная риторика.

Михайлов. “Так как мое развитие недостаточно, то я могу заявить на указание г. прокурора, что он показывает, что я принадлежу к соцально-революционной партии… Я сознаюсь, что я принадлежу, но к той партии, которая защищает среду рабочих, а не к той, которая достигает цели переворота, потому что если я недостаточно развит, я даже не могу иметь об этом никакого понятия”.

Рабочий парень Тимофей Михайлов очутился в той же ситуации, что и Рысаков. Признаться, что действовал по найму, он не мог и напирал на свою полную безграмотность.

Гельфман. “…Я приехала в Петербург, но не потому, что полиция преследовала, а потому, что я задалась целью служить тому делу, которому служила”.