— Повитухи уж на ней крест поставили, крови столько… — он глаза ладонью закрыл, да говорить не смог дальше.
Веська боле тянуть не стала.
— Где живешь?
— Да рядом здесь, — рукой махнул куда-то в сторону, — в Василево.
Веша кивнула.
— Здесь обожди.
Сама вернулась в спальню, где потанята за дверью уши грели.
— Лесьяра добудитесь, — велела им, — или если нет его, дождитесь, а как явится, скажите, что в Василево я, и чтоб срочно туда мчал.
Сама при том собиралась споро. В алхимическую вот наведалась, да с полок несколько пузырьков прихватила с зельями, надеясь, что Лесьяр гневаться на то не станет, все ж для дела.
В сумку все закинула, да поспешила к мужику.
— Тебя как зовут то?
— Богумир я, а Хозяин?
— Нет Хозяина, я за него, как вернется, его к нам отправят. Веди уже, — сама толкнула мужчину к тропе, дверь позади закрывая.
Богумир спорить не стал. Хозяина то он, признаться, боялся. Что тот в уплату попросит? Согласится ли вовсе помочь? Люди к нему завсегда в самый последний и крайний случай обращались. Не всем по плечу плату ему осилить… Да и жесток тот бывал. Вот, говорили, недалече парня какого-то на солончак сослал, что тот тому гадость какую-то смолвил…
Идти долго не пришлось, как с болот вышли, на кобылку взобрались и тут уж галопом. От силы час прошел на всю дорогу, а второпях таких не до разговоров было. Вешка только за Богумирову спину хваталась, позади него на лошади сидя. Да молясь про себя, чтоб успели они.
В деревню въехали, не сбавляя шага, только перед домом Богумир поводья натянул, что кобылка едва в свечку не встала.
— Тише! — шикнул на нее мужчина, соскакивая на землю. Вешка за ним заспешила.
У дома уж толпа родни подвывала. Плакали в основном, что Богумир сбледнул сильней. Да никто ничего не сказал, расступились.
Дверь со скрипом отворилась. Внутри темно было и душно, Веська на то нахмурилась. Благовониями дурными воняло.
— Лишних людей выгнать, — не церемонясь велела Богумиру, — двух самых толковых оставь, остальные пусть на улицу. Воды теплой нанесите, чистые простыни.
Тот кивал на все, в доме ее к нужной комнате провожая. В спальне еще душней оказалось. Вешка едва не выругалась. Тут здоровому то человеку тяжело будет, не то что роженице.
— Уберите это все, — махнула на чадящие смрадом чаши.
— Это что еще за пигалица! — а вот и повитуха, видать, скрюченная бабуська с длинным гнутым носом, вся какая-то посеревшая, да на лицо неприятная. — Что раскомандовалась тут! Ей уж надо к переходу чрез Пучай-реку готовиться вместе с дитем!
На постели лежала измученная девушка, едва ли сильно старше самой Весеньи. Лицо бледное, под глазами круги темные, а простыни все кругом кровью напитались.
— Делайте, что ведунья велела, — коротко и грозно пророкотал мужчина.
— Ведьму привел?! — прошипела повитуха, — я и без нее управлюсь! Не суждено твоей Лизке первенца родить!
Слушать ту боле никто не стал, вывели под руки, а та на Вешку лишь плевалась.
Девица, впрочем, на то внимания не обращала, вытаскивала из сумки зелья. Принесли воды теплой, руки как следует вымыла, да к девушке подошла.
Та едва сумела глаза распахнуть.
— Богушка, — позвала супруга.
— Я здесь Лизонька, здесь милая, вот ведунью к тебе привел, она поможет! Ты только потерпи еще, хорошая моя, любимая, — уговаривал жену, у постели ее на колени встав, да по руке гладя. И так Вешке жаль их стало. Такая любовь меж ними ощущалась, что сердце в тиски сжало. Нет уж! Не отдаст она смерти эту девицу и дитя ее!
Живот роженице ощупала, дитя уж совсем низко опустилось, да только похоже и правда шел ребеночек не той стороной, что должно.
Первым делом Веся девице тонизирующий настой дала, после — лечебный и кровоостанавливающий. Пока действовали они, велела простыни грязные вытащить, да чистые подстелили.
А следующие часы самыми тяжелыми в жизни Вешке показались. Девица вроде как под действием зелий в себя пришла малехо, даже потуги опять начались, но уж как Весенья не подступалась, а лишь спустя несколько часов мороки раздался в опочивальне детский плач.
Веша уж сама вся взмокла, да кровью несчастной вымазалась. Матери роженицы, бабушке теперь, стало быть, дитя отдали тотчас, Богумир споро пуповину перерезал… Да только Лиза совсем сбледнула, а алое пятно под ней и вовсе расширяться принялось.
— Что с ней? — холодея муж уж за плечи любимую обнимал, а Лизонька глаза закрыла, да обмякла совсем.
— Ну, нет, — зарычала Веша, — не думай даже.
Забралась прямо на постель, над девицей нависнув, да на грудь той руки сложила.
— Силою, данной мне этим миром, взываю ко всему сущему, — слова точно сами в голове рождались, слышала их лишь однажды, когда бабуся пыталась умирающей жене какого-то князя помочь… — ко тьме и свету, к Яви, Прави и Нави… Не выпускайте душу сию из тела, дайте ей сил моих, да не позвольте отречься от жизни сей.