Училка

Я встала, подняла одеялко, закрыла Никитоса, который лежал наверху, свернувшись комочком. Еще такой маленький Никитос. Любимый до острой боли в сердце. И маленькая Настька, которой с некоторых пор стало одиноко в этом мире, с тех пор как ее любимый Игоряша — никто, кроме Настьки не любил его у нас — пустил корни, как выражается Андрис, в другом месте. И я очень нужна Настьке, потому что у нее отвалился огромный кусок жизни, где было тепло, где ее любили, обнимали, шептали, дарили от души подарки, слушали, жалели. Всё, этого больше нет. Игоряша чужой и не наш. Приходит, причесывается, снова растит бороду. Пытается обнимать Настьку. А — не наш. Приходит из ниоткуда, уходит в никуда, но… Себя не обманешь. И Настька смотрит на него теперь совсем другими глазами.

Веселый пограничник взглянул на Настьку, которая сидела в уголке постели, прижав к подбородку коленки, и спросонья таращилась на него огромными голубыми глазищами, и спросил с сильным акцентом:

— Едете в гости?

— Да, — ответила Настя, — у мамы в Риге есть жених. Может быть, она выйдет замуж. Но скорей всего, нет.

— Настя! — ахнула я.

Пограничник засмеялся.

— Это серьезно! А тот мальчик — тоже с вами?

— Да, вот он в паспорте.

— Таким большим детям уже свои паспорты нужно иметь… — сказал пограничник, подмигнув Настьке. — И свои женихи тоже иметь… не только у мамы…

Когда закрылась дверь, я обернулась к Настьке. Но она уже легла, закрыла глаза и то ли правда сразу уснула, то ли сделала вид.

Я и жених — понятия несовместимые. Тем более Андрис — человек-космос. Который семь раз в месяц летает на концерты в разные страны. Несовместимо. Но я еду. Еду с чемоданами, с воздушным змеем, с полным комплектом: близняшки, славянская рефлексия, тоска о березках и единственной родине, чувство ответственности за чужих детей и легкая неуверенность в своей волшебной силе. Еду. За окном уже другая страна. Аккуратные домики, ровненькие, не упавшие и даже не покосившиеся заборы. Другие домики, совсем другие. Холмы и перелески — похожи. Но как-то уже все не так. Лучше? Хуже? Не так. Чужое. Неродное. Манящее. Красивое. Другое.

Глава 35

Мне очень понравился дом Андриса, светлый, просторный. Я никогда не была в таком доме. В саду вместо яблонь — сосны. Если выйти из ворот и пройти двести метров, то окажешься у моря. У самого моря. У самого серого моря. Синим его не назовешь. У серого или коричневого. Когда шторм — очень впечатляюще. Чайки, белоснежная пена, светлый песок, на который бьется волна. В штиль тоже красиво, но непривычно, из-за цвета. Цвет — из-за соли, вероятно, которой нет. Балтийское море почти пресное. Но все равно берег величественный, с огромными вековыми соснами, бесконечным лесом по краю моря, бесконечной песчаной кромкой.

Андрис в общении оказался легким и приятным. Человек, который больше молчит, чем говорит, — очень приятный собеседник, особенно если у тебя к нему нет срочных вопросов, на которые он никак не дает ответа.

На первом этаже на каминной стойке я сразу увидела фотографии и подошла к ним. Как все прозрачно, вот и все ответы.

Мама — потому что очень похожа на Андриса. Фотография старая. Мама умерла. Я вопросительно взглянула на него. Он кивнул.

— Одиннадцать лет назад. Тяжело болела.

Рядом — Андрис с Анжеем, в очень старом одноэтажном доме. Он постучал рукой по стене.

— Да. До слез было. Пришлось снести. Рассыпался дом. Пережил две войны. Хотел реставрировать, но невозможно было.

Еще фотография, Андрис с новорожденным ребенком на руках обнимает красивую темноволосую женщину. Он опять кивнул:

— Жена. Ты знаешь.

— Анжей похож на нее?

— Не знаю. Чем-то похож. Он ее плохо помнит.

— Почему ты не женился потом?

Можно было не задавать прямых бестактных вопросов, но Андрис ответил:

— Это место всегда пустое рядом со мной. Человека на другого человека нельзя заменить. Не знаю, как объяснить.

Еще на одной фотографии Андрис улыбался, окруженный музыкантами.

— Твой оркестр?

— Да.

С краю на камине стояла фотография Андриса с четырьмя молодыми людьми, музыкантами, со скрипками или альтами в руках, я на фотографии не различу. Среди них — та самая белокурая девушка, с короткими, пышными, мелко накрученными волосами. Я вопросительно посмотрела на него:

— Ученики?

Андрис задумчиво кивнул, прислушиваясь к веселым крикам наверху.

— Да.

Спросить? Какая степень близости с каждым из них? Точнее, с одной из них. Нет. Если будет нужно, расскажет сам.

Я подошла к огромному окну.

— Не холодно зимой? Такие окна…

— Нет. — Андрис подошел ко мне и обнял за плечи.

Я растворяюсь. Приподнимаюсь над землей. Я не чувствую тела. Я не могу ничего решать. Я больше не одна. Я потерялась в новом, совершенно неожиданном для себя чувстве. Это хорошо? Наверно, это хорошо, но слишком необычно. Когда я пью шампанское, то вместо того чтобы веселиться, жду, когда же наконец пройдет это странное состояние, когда я не знаю, где я, кто я, где границы моего я…

Я обернулась к Андрису.

— Очень странная история. Так не бывает.