Учись видеть. Уроки творческих взлетов

За историей про мумию последовали другие, не менее жуткие и интересные. Например, про то, каким чудом в Крыму во время Великой Отечественной войны спасли галерею художника Айвазовского. Как Валентина Григорьевна расследовала это дело с настоящим риском для собственной жизни.

^{Мифологический герой Вязаник, рожденный фантазией художника Леонида Тишкова, сплетенный его мамой Раисой Александровной из старых одежд родственников.}

^{Веками для всех это было обычным ремеслом – вязание коврика для прихожей, а благодаря художнику произошло создание натурального живого существа – как домовой, леший или банник. Главное, не из глины, не из дерева, не из сукна, а из ленточек-«махориков» сделан Вязаник. Он родился из коврика, а такой вымахал большой – он слегка напуган и сидит, сжавшись в комочек. Он мягкий, теплый, а вокруг железо и бетон.}

^{По этой фотографии видно, что он еще не знает – мир враждебен к нему или добр. Он спрятался. Но все, кто носил одежду, из которой он связан, его охраняют.}

Потом всех потряс ее рассказ об археологе Александре Кузьмиче Тахтае, который не побоялся остаться в осажденном фашистами Севастополе и всю войну берег там музей-заповедник Херсонес. Говорят, что в смысле мировой истории и культуры Херсонес можно сравнить только с Троей. А самого Тахтая даже и сравнивать не с кем – такая у него небывалая судьба. Благодаря ему ни один предмет из ста тысяч экспонатов не пропал и не был вывезен в Германию. Но после Победы на него написали донос, Тахтая арестовали, он отбывал в советских лагерях, и даже потом не оправдали, а просто выпустили по амнистии, совсем уже старого и больного. Но он все равно работал в краеведческом музее, читал лекции в университете в Донецке, но в Херсонес больше никогда не возвращался.

В своем очерке в газете “Клады и сокровища” Валентина Григорьевна храбро назвала имена доносчиков и так хорошо написала об Александре Кузьмиче Тахтае, что душа его теперь должна быть довольна. Хотя он был совершенно незлопамятный человек, немного чудаковатый, очень вежливый, добрый и никогда не жаловался!

…Юля разливала чай и передавала чашки по кругу, но почему-то все уже плохо понимали, что надо с ними делать, и одна чашка с чаем – из рук в руки – два раза обошла вокруг стола.

А Валентина Григорьевна плавно перешла к рассказу о том, как прах Наполеона спустя девятнадцать лет (мы даже вздрогнули: снова эта цифра!) на фрегате по морю перевозили с острова Святой Елены в Париж в шести гробах: первый был жестяной, второй – деревянный из красного дерева, третий – старый свинцовый, четвертый – новый свинцовый, приплывший из Франции на фрегате, пятый гроб – эбеновый (“Сделанный из черного дерева”, – объяснила нам Валентина Григорьевна), а шестой – дубовый для сбережения в целости предыдущего гроба!.. А когда еще на острове Святой Елены открыли те несколько старых гробов, то увидели, что Наполеон за эти годы в могиле прекрасно сохранился!..

Потихоньку начали собираться домой. Время было позднее, автобусы до метро ходили редко… Мы очень долго прощались, благодарили за чай и интересные рассказы. Напоследок муж Валентины Григорьевны показал нам свои картины и уж совсем на прощание – сыграл на гитаре, которую он сделал собственноручно из разных редких пород деревьев.

Загрузившись, как говорится, “по самую ватерлинию”, весьма степенно мы вышли на улицу, был поздний вечер, мы медленно, важно шагали, неся на плече “репортер”, обмениваясь впечатлениями.

– Автобус!!! – вдруг крикнул кто-то, и наша степенность растаяла как дым. Все рванули к остановке.

– Я держу его! – кричал Митя. – Давайте скорей!

Бежать до автобуса пришлось прилично. Марина забуксовала на дороге и никак не могла перелезть через небольшой сугроб, она катилась назад, а я толкала ее вперед…

Успели! Довольные… Влетели в автобус, едем, смеемся, пассажиры оглядываются, а мы хохочем, не можем остановиться. Может, это нервное? Такое не каждый день услышишь! А я пересказала одну пятую! Вскоре пассажиры разошлись. Мы остались одни, а всё едем и едем… Тут нам показалось, что мы едем слишком долго…

– Куда мы вообще, собственно говоря, едем? – растерянно спрашивали мы друг у друга. – И что это за автобус?

Марина перестала смеяться и начала тревожно смотреть в окно.