Учись видеть. Уроки творческих взлетов

Человек понимания относится к смерти с радостью. Человек средних способностей – без сожаления. «Ты должна все время думать о смерти, – говорил доктор Гусев в “Гении безответной любви”, – легко и весело думать о смерти, о самой прекрасной смерти, которая только может быть». Пророк высших истин Георгий Гурджиев считал единственным средством спасения существ на планете Земля – внедрить в них орган, который постоянно чувствовал бы и осознавал неизбежность своей смерти и буквально всех и каждого вокруг тебя! Только с помощью подобного органа можно хотя бы поколебать железобетонный эгоизм обитателей Земли.

Но пока живешь – живи, черт возьми, так полно, так радостно, вдыхая – вбирай в себя, я не знаю, нектар этой Вселенной, впитывай ее амброзию, и в свою очередь – по возможности, разумеется, пытайся отблагодарить Существование. Ведь нас за шкирку швырнули в этот мир, и вдруг пошли дары волхвов. Солнце, горы, воздух… Любовь! Тебя кто-то бросил? Пусть катится, благослови его и доставай из футляра свой саксофон.

Я смотрела по телевизору – простая женщина под Красноярском вырастила мальчика, тот поступил в институт, взяла девочку на воспитание – та пошла в первый класс, теперь она хочет усыновить негритенка. «Зачем тебе негритенок?» – ее спрашивают. «Как? – она отвечает. – Кругом снега, все белым-бело, и негритенок идет – это же красиво!..»

Ребенок! Собака, которая тебя любит! Родители! Во многом я не согласна с железным логиком Аристотелем, но в одном он был абсолютно прав: «Счастье – это живые родители».

А предметы, которые нас окружают? Все так взаимосвязано! Стоит лишь тронуть любой предмет – и я расскажу вам про него историю.

– Ну вот – маслины в греческом салате.

Пожалуйста! Моя мама Люся очень любила маслины, все остальные в семье их терпеть не могли. Соленая гадость – выплюнуть, и все. Но она их покупала в Елисеевском, смаковала и говорила, выкладывая на край тарелки косточки: «Придет время, ты дозреешь до того, что полюбишь маслины. И ты увидишь, что это окрасит твою жизнь в новые краски. До того состояния, чтобы любить маслины, человек должен духовно дорасти». И вот сейчас я обожаю маслины! А еще перед глазами встают неохватные закрученные древние стволы иерусалимских олив, под которыми происходило то самое, библейское… И тоскую о Люсе, ее уже нет на земле.

«Живу как в спектакле»

– В вас, кажется, каждая клетка говорит о том, что вы писатель.

У Коваля есть такой рассказ – он идет, а отовсюду слышатся голоса: «Юра, Юра, про нас напиши!» Я что-то похожее испытываю. Мы как-то раз у нас на даче в Уваровке под терраской нашли фашистскую каску, пробитую пулей. В сущности, ничего удивительного, во время войны там шли бои. Художник Лёня Тишков сразу заявил: значит, у нас здесь под яблоней похоронили убитого немецкого солдата, время прошло – он растворился в земле и превратился в яблоки. Лёня выложил из яблок фигуру человека, лежащего в пробитой каске на нашей древней деревянной кровати в старом доме, назвал его «Апфельменш» («Яблочный человек») и собрался увезти в Германию, на родину…

А я представила – что было бы, если б под терраской мы в придачу нашли фашиста, заснувшего летаргическим сном, ну, такого – худого, немытого, нечесаного. И в этом доме живет такая семейка, вечно с ними что-то приключается из ряда вон выходящее, вроде нас. Все односельчане набежали, говорят: хороший фашист – это мертвый фашист, Нюрнбергский процесс по нему плачет, ибо он душегуб. А папа: «Он душегуб с политической точки зрения. А с биологической – уникум, как рак реликтовый или кистеперая рыба!» Ему говорят: сейчас он очнется и всех вас прикончит, давайте его ткнем вилами в бок? Нет уж, спасибо, отвечает папа. Ты что, не можешь убить фашиста? – спрашивают папу. А он отвечает: могу, но это для меня неорганично.

В общем, они откачали этого найденыша, объяснили, что Гитлер капут, вылечили, поставили на ноги, купили ему тренажер, он поначалу стал в доме генеральный секретарь по немецкому языку, педагогике и чистоте, а потом взялся изготавливать сардельки, бульонные кубики, масло пахтать, поднял в этой деревне сельское хозяйство. И мама как-то смирилась, я этой героине в уста вложила фразу, произнесенную моей Люсей: «Какой все-таки мудрый наш народ. Я вообще считаю, наш народ – это весь народ». Потом в городе Аугсбурге нашлась его мать-старушка, короче, вся деревня его провожала, крича: друг милый, Фрицушка, прощай! Постсовет наградил его мысленной медалью. А этой семейке тоже выразили благодарность, сказали: «На таких как бы сдвинутых земля держится!..»

– От ваших книг остается ощущение приятия всего. Прекрасное, ужасное, тоскливое, смешное перемешивается. Вы как писатель смотрите на любое свое чувство со стороны. И оно видится иначе!