Учитель истории

— Ну, какое дело? Какое? Объясни! — уже не день и не два плачет мать. — Какое такое «дело» здесь может быть?! Ну, объясни же мне! Грозный и всю равнину Чечни уже с землей сровняли, послушай, что рассказывают беженцы, скоро и здесь то же самое будет. Нас всех убьют! А я без тебя не уеду! Я боюсь! Пожалей хотя бы жену, брата, они ведь без тебя тоже не уедут!

Наверное, так тяжело никогда не было в жизни Малхазу. Он привык к одиночеству, привык отвечать только за себя и действовать только так, как ему хочется, а тут семья, словно кабала, и не объяснишь ничего про Ану, не поймут, в том-то и суть, что не поймут, и мало кто из кавказцев поймет или захочет понять. Личное, семейное, клановое — все понятно, а общественное, тем более в историческом прошлом, да кому это надо, древние сказки ворошить — жить надо настоящим!.. И не заботятся, не знают, что общее будущее на корнях прошлого зиждется, только веками и тысячелетиями в упорном общенациональном труде прорастает…

И все-таки мать есть мать — оказалась права. Долетели и до далеких гор смертоносные самолеты и вертолеты, полетели на землю бомбы и ракеты. Не видавшая до этого ужаса войны, мать Малхаза после первого же авианалета от страха была почти в обмороке. Только в таком шоковом состоянии Малхазу удалось уговорить ее и Ансара покинуть теперь уже для них и не такой уж родной край, ведь у них и до этого все дела, все заботы и семья давно не здесь, в Чечне, а далеко-далеко, в Москве и еще далее, и один только Малхаз их с этим краем роднит, да и он вынужден дать слово, что как только решит свое важное дело, покинет этот истерзанный уголок земли, где который год все друг против друга воюют, забыли, из-за чего воюют, ясно одно: конечная цель — деньги.

В войну события развиваются стремительно, непредсказуемо, и мало того, что мать наконец-то согласилась уехать, теперь это сделать не просто, отовсюду подстерегает опасность и непонятно, где свой, где чужой — все, кто с оружием, опасны для жизни мирных людей.

Но Малхаз постарался: у соседа одолжил машину — армейский вездеход ГАЗ-66, раздобыл сверхдефицитный бензин. Единственный путь по Аргунскому ущелью — вниз к равнине — отрезан, там все под обстрелом. Двигаться вверх, в сторону Грузии, куда устремились все беженцы, тоже небезопасно, и главное, на последнем участке матери придется идти пешком через перевал, она вряд ли этот путь осилит, до того угнетенное у нее состояние от взрывов авиабомб.

И тогда Малхаз решает двигаться иной дорогой, через горы, до озера Галанчож, куда еще в детстве он с дедом отвозил пасеку, а оттуда через Бамут и Аршты спокойно можно доехать до селения Галашки — это уже Ингушетия, там мир, по асфальту недалеко аэропорт. Правда, далее Галашек Малхаз не сунется — ему опасно, все-таки был в розыске.

На этом пути у Малхаза два основных препятствия: раскисшая по осени топь дорог, и еще опаснее — быть замеченным российской авиацией. Как быть с первой напастью — дорога покажет, а вот со второй — надо ждать непогожий, туманный день. К счастью, поздней осенью в горах Кавказа таких дней много. Не откладывая, как-то ночью, еще задолго до рассвета двинулись в путь. Рычал мотор на подъемах, дымились тормоза на спусках; включая оба моста, пересекли две каменистые, ухабистые горные речушки, и казалось, что с рассветом, при свете дня ехать станет проще. Но на очередном затяжном, крутом подъеме изношенная резина подвела, облипла она грязью и, как салазки, на месте забуксовала, а следом непоправимое — закипел мотор, потом вовсе застучал, заглох.

Мать запаниковала, выскочила из кабины и как сумасшедшая стала бегать вокруг машины, проклиная весь свет, эти проклятые дороги, эту свадьбу в разгар войны. Ансар, не привыкший в Москве к таким переделкам, тоже сник, как мямля что-то бурча, будто жизнь на этом кончилась; уселся, сдавшись судьбе, на придорожную иссохшую траву, горестно чуть ли не всхлипывал, отворачивая взгляд от старшего брата. И лишь Малхаз, словно случилось ожидаемое и он разбирается в двигателе, полез под капот, чуточку там повозился и бодро вскрикнул.

— Все! Больше машина нам не помощник. Надо идти пешком: или назад — домой, или вперед.

— Нет, только не назад! — завопила мать.

— А далеко идти? — слабым, охрипшим голосом удрученно спросил Ансар.

— Через два перевала — развалины Хилой, там должны жить люди… в крайнем случае лошадкой и телегой разживемся, бодрился Малхаз.

Конечно, он понимал, что вся ответственность за затею ложится на него и ему выпутываться из ситуации, но в то же время поддаваться панике ему никак нельзя — бывали ситуации и похлеще этой.

— Хватит нюни распускать! — заорал он на родных. — Пошли вперед! — и видя, что Ансар не шелохнулся, злобно процедил. — Хоть ты возьми себя в руки, тоже мне мужчина.

Марш-бросок был недолгим. У матери сразу же началась одышка. Оба сына подхватили ее под руки, однако так далеко не уйти, к тому же и обувка у приезжих не для горных троп, и дух у них окончательно сломлен, угнетен, давит и на Малхаза.