Учитель истории

Эстери тоже слегка, чуть заметно улыбнулась, открыто посмотрела Малхазу в глаза.

— Я так хочу услышать продолжение рассказа об Ане.

— Эстери, — зажглись иным глаза Шамсадова, — ты не представляешь, что происходит, чем я занимаюсь, — это дело Аны. Для этого я здесь, времени в обрез, а всякие досужие проблемы не дают даже подумать.

— Сделать предложение — тоже досужее дело? — из первоначальной позиции ученицы она явно уже отошла, и если не встала вровень с учителем, то уже не была и студенткой-практиканткой.

— Эстери, — натужно произнес Малхаз, — может, я не то говорю, не так говорю, грубо... но пойми, прошу от души, от чистого сердца, давно все обдумав и решив. Сходу все не объяснишь — я в цейтноте. Прошу, не цепляйся за мои слова, я тот же Малхаз, только ответственность на мне другая, и ухаживать, сентиментальничать я ныне не могу. Но пойми, ты мне очень нужна: как жена, как близкий человек, и может быть, главное, как единомышленник. В принципе я одинок, и дома у меня даже нет, но все равно прошу — будь со мной рядом, будь моей женой!

Эстери долго молчала, глядя в никуда, будто в прострации, и только учащенное дыхание и частое моргание отражали бурю в ее душе.

— Можно один вопрос? — робко спросила она. — Тетя, Пата Бозаева, говорила, что Вы, чтобы найти и спасти меня в ту войну, в Грозный направились — это правда?

— Хе, — усмехнулся Шамсадов. — Хочется сказать, что героем шел защищать столицу, а если честно — первичный позыв только ты.

Эстери надеялась сдержать радость, да не смогла: счастливая улыбка озарила ее лицо.

— Я согласна! — взволнованно прошептала она, сквозь показавшиеся слезы, с задушевной простотой. — Скрыть не могу — так ждала, так мечтала об этом, только этим жила! — и уже не сдерживая слезы, прикрыв руками лицо. — Простите, простите, Малхаз Ошаевич, за эту прямоту — дурой зовут, в жизни не везет.

— Эстери, — теперь очень мягко говорил он, — у меня к тебе просьба великая.

— Что? — раскрыла она лицо; раскраснелись ее красивые, глубокие глаза, слиплись ресницы. — Что еще? — испуг в ее тоне.

— Выполняй, пожалуйста, мои пожелания — это пока, для дела надо.

— Все что пожелаете, только Вы... как бы это сказать... ведь будут попрекать нас обоих в горах, скажут...

— Замолчи, — очень грубо. — Моей невесте и жене — никто никогда ничего не скажет... Мне не до этих горских нравов, мне рядом нужна ты, делай, как я прошу.

Этот разговор был во вторник, а уже в субботу Эстери должна была стать женой. Конечно, роскошной свадьбы не будет, да положенный религиозный и национальный ритуал пройти необходимо — для этого невеста должна уже через день прибыть в Гухой, к близким родственникам и к тете, Бозаевой. Не для гарантии, а скорее, как требует традиция, Малхаз попросил простенькое колечко с руки Эстери и на свадебные расходы буквально заставил ее взять хотя бы три купюры в валюте — таких она никогда в руках не держала и от суммы в рублях даже воскликнула от удивления.

В тот же день, к вечеру, Шамсадов прибыл в Гухой; а там переполох: всем миром ищут его, даже звонили в Москву, может, полетел к матери.

На следующее утро пришлось ехать обратно, в разбитую столицу: ближе телефонов нет, мать надо успокоить. На проводе был Ансар, оказалось, встревоженная мать уже вылетела в Чечню.

С детства Малхаз почему-то не питал особых симпатий к родственникам со стороны матери, да раз мать остановилась у своего двоюродного брата, то и Малхаз переселился из школы к ней.

— Тут жить нельзя, жить невозможно, поехали в Москву, — все время умоляла мать.

— Погоди, — упрашивал Малхаз, — вот женюсь, одно дело завершу, и вслед за тобой вылечу.

— Какое здесь может быть дело? На ком женишься? В какой дом невесту приведешь? — возмущалась мать.

— Дело недолгое, просто я обязан. А с невестой пока в школе поселимся, благо мы оба в ней учителями работали. А дом уже строится.

— Зачем здесь дом? Не сегодня-завтра вновь войнушку устроят. Ты что, людей не слышишь, телевизор не смотришь: в России выборы на носу, да и наворованные деньги вновь надо списать.

— Нана, ты срочно уезжай. Уезжай, пожалуйста, — настаивал Малхаз. — Война начнется — республику блокируют, и ты здесь застрянешь.

— Ой! — не на шутку заволновалась мать. — Только этого мне не хватало... И как здесь люди живут, никаких удобств. Ужас!

Она немного походила по комнате, уже думая об отъезде. Малхаз давно не ребенок, самостоятелен, свои деньги имеет, и ей уже неподвластен.

— Неужели ты и вправду женишься? — не верила она.

— Вот, смотри! — словно великую ценность, осторожно вручил он матери колечко Эстери.

— Гм, что это? Да кто такие кольца носит, небось, колхозница какая-нибудь?

— Нана, не колхозница, и не какая-нибудь, а с высшим образованием, моя бывшая студентка и практикантка, кстати, племянница Бозаевой.

— Племянница Паты? Гм, то-то я смотрю, эта вечная директриса вокруг меня все увивалась, все льстила мне. Дура набитая, зацикленная на школе идиотка... Это она тебе ее, видать, подсунула?

— Нана, не говори чепухи!